О, сколько нам открытий чудных
готовит просвещенья дух
и опыт, сын ошибок трудных,
и гений, парадоксов друг...

Поэма (отрывок)

Под стук сердец - "в концерт, в концерт" -
Мудрец, юнец. Но что их манит,
То - запечатанный конверт:
Словами тайными обманет.
Немой, загаданный глагол,
Неизрекаемый,- он водит:
То мараморохами зол,
То добрым делом соглаголет;
Изранит стуками минут,
Багрянит, звуками измуча,-
Такой мяукающий зуд,
Такая дующая туча!..
Звук множит бестолочь голов
И гложет огненное сердце;
И в звуках нет толковых слов;
Здесь не найдешь единоверца;
Из мысли: вылетят орлы;
Из сердца: выйдет образ львиный;
Из воли: толстые волы...
Из звука: мир многоединый.
Тот, звуковой,- во всё излит;
Та,звуковая,- золотая;
И этот - камень лазу лит;
И этот - пламенная стая.

У той:-
- Над златокарей згой
Град Гелиополь: дева Отис,
Милуясь лепетной серьгой,
Целует цветик, миозотис;
Рогами гранными, как черт,
Туда - в века, в лазури-ляпис -
Граниторозовый простерт
В нее влюбленный, странный Апис.

У этой: -
- Вытечет титан,
Златоголовый, змееногий;
Отзолотит в сырой туман:
И - выгорит, немой и строгий;
Седое облако висит
И, молний полное, блистает,
Очами молний говорит,
Багровой зубриной слетает,
Громове тарарахнув в дуб
Под хохотом Загрея-Зевса...

Вот этот вот: он - туп, как... пуп:
Прочел - приват-доцента Гревса...

И дирижирует: Главач 1.
И дирижирует: Сафонов 2...
И фанфаронит: часто - врач;
И солдафонит: каста "фонов";
Интерферируя наш взгляд
И озонируя дыханье,
Мне музыкальный звукоряд
Отображает мирозданье -
От безобразий городских
До тайн безобразий Эреба,
До света образов людских
Многообразиями неба;
Восстонет в ночь эфирный над,
В зонах гонит бури знаков:
Золотокосых Ореад,
Златоколесых зодиаков...

Взойдет на дирижерский пульт,
Пересекая рой поклонов,
Приподымая громкий культ,
Ее почтенный жрец,- Сафонов:
Кидаясь белой бородой
И кулаками на фаготы,-
Короткий, толстый и седой,-
Он выборматывает что-то;
Под люстры палочкой мигнув 7,
Душой, манжетом, фалдой, фраком
И лаком лысины метнув,-
Валторну поздравляет с браком;
И в строгий разговор валторн
Фаготы прорицают хором,
Как речь пророческая Норн,
Как каркнувший Вотанов ворон;
А он, подняв свою ладонь
В речитативы вьолончеля:
- "Валторну строгую не тронь:
Она - Мадонна Рафаэля!"

И после, из седых усов
Надувши пухнущие губы
На флейт перепелиный зов,-
Приказ выкидывает в трубы;
И под Васильем Ильичом,
Руководимые Гржимали 8,
Все скрипоканты провизжали,
Поставив ноги калачом.

Бесперый прапор подбородком
Попав в просаки - с'кон'апель,-
Пройдет по ноткам, как по водкам,
Устами разливая хмель;
Задушен фраком, толст и розов,
Ладонью хлопнув в переплеск,
Подтопнув,- лысиной Морозов 9
Надуто лопается в блеск;
За ним - в разлив фиоритуры,
Бросаясь головой, карга
Выводит чепчиком фигуры:
И чертит паи вертит туры
Под платьем плисовым нога:
Дрожа, дробясь в колоратуры,
Играет страстная серьга;
Пятно всё то же щурым ликом
На руку нервную легло:
Склоняет Скрябин 10 бледным тиком
Необъяснимое чело,
И - пролетит скрипичным криком
В рои гностических эмблем,
Мигая из пустых эонов;
Рукою твердой тему тем
За ним выводит из тромбонов
Там размахавшийся Сафонов:
Кидаясь белой бородой
И кулаками на фаготы,-
Короткий, толстый и немой,
Как бы вынюхивает что-то;
Присядет, вскинув в воздух нос:
Вопрос, разнос во взгляде хитром;
И стойку сделавши, как пес,
Несется снова над пюпитром;
Задохнется и - оборвет,
Платком со лба стирает пот;
И разделяется поклоном
Меж первым рядом и балконом.

И постоит, и помолчит,
И по пюпитру постучит:
И - все листы перевернулись;
Сердца, как в бой, сердца - рванулись...
И вновь - вскипающая новь;
И вновь - всклокоченная бровь:
И вновь - пройдутся фалды фрака;
И стаю звуков гонит он,
Как зайца гончая собака,-
На возникающий тромбон.

Мелодия

Как стpанно, мы с тобою в вечном споpе.
Чуть, мнится, близится гаpмония, и вот -
мелодия согласно потечет,
но - pоссыпь звуков - снова мы в pаздоpе,
и всё невнятно, спутано, не в счет,
всё, что достигнуто, что понято, что наше...
Какое-то безумство, смута, каша -
бесчинство звуков, боль, pазлад, pаздpай
без остановки! Уши затыкай
и пpочь, на улицу!
Hо нет. Hачнем сначала.
Pianissimo, и флейта зазвучала.
Увеpено басы pокочут в такт.
Hу, что же ты? Опять, опять не так!
Согласье чудится. Единства быть не может.
Мы pозны. И ничто нам не поможет!
Ты - к небу пpотестующий кулак,
а я в тоске заламываю pуки.
Мы не для музыки. О, к чеpту эти звуки!
Мы не для музыки! Уйди. Оставь. Hе тpонь.
И замеpли - ладонью о ладонь.

РОЯЛЬ.

Синий месяц волшебной игрою
Разузорил цветы на камнях,
И рыдает рояль за стеною
О далёких, потерянных днях.

Как тревожат глухие рыданья!
Безысходная скорбь, замолчи!
Видно, кто-то тоску и страданье
Изливает, играя в ночи.

Кто играет и что за утрата,
Что тревожит он душу мою?
Этих звуков печальных раскаты
Я всё больше и больше люблю.

Но внезапно рыданья сменила
Песня счастья, смывая печаль.
Моё сердце могучая сила
Устремила в лазурную даль.

Ой, судьба моя, как ты богата!
Путь мой был и далёк и тяжел,
И я рад незнакомому брату,
Что забытую радость нашел.

Так играй же! Я сердцем с тобою,
Жизнь сегодня лишь счастье дает,
И смеётся рояль за стеною,
Будто вместе со мною поёт.
1938

Синій місяць химерною грою
Опромінив узор на вікні,
І ридає рояль за стіною
Про далекі загублені дні.

Од ридань тих заплакати можна.
Що ти, серце моє, замовчи!
Хтось на клавіші душу тривожну
Виливає сльозами вночі.

Що згубив ти чи що ти згубила,
Що тривожишь так душу мою?
Звуків цих зачаровану силу
Я все дужче і дужче люблю.

Але раптом ридання змінила
Пісня щастя мов сяєво – тінь
Моє серце на огненних крилах
Понесла в голубу далечінь.

Гей, ти, доле моя солов’їна,
Що колись довго гнана була!
Як радію за ту я людину,
Що загублену радість знайшла.

Грай же, грай! Я всім серцем з тобою,
Нам життя тільки щастя дає.
І сміється рояль за стіною,
Наче чує прохання моє.

И кто бы ни был этот переводчик (пусть даже это окажется самый знаменитый поэт), оригинал, все же, согласитесь, существенно лучше. Прекрасное стихотворение!

Вот что по этому поводу с раздражением и иронией писал Осип Мандельштам, когда пошла мода переводить стихи на все языки народов СССР (и с них):

Татары, узбеки и ненцы,
И весь украинский народ,
И даже приволжские немцы
К себе переводчиков ждут.

И, может быть, в эту минуту
Меня на турецкий язык
Японец какой переводит
И прямо мне в душу проник!

Хотя здесь речь идет не только о переводах с близких языков, но и о них в том числе. А также просто о некачественных переводах ради переводов. А также вообще филосовский вопрос «Возможен ли адекватный перевод поэзии?»

Пока писал, Анна сказала то, с чем я совершенно согласен

Приглашение в путешествие

Уезжаем, уезжаем, укладывай чемоданы,
На тысячу рублей билетов я выстоял у судьбы,
Мы посетим наконец мои отдалённые страны,
Город Блаженное Детство и город Родные Гробы.

Мы посетим, если хочешь, город Любовного Страха,
Город Центифолию и город Рояль Раскрыт,
Над каждым городом вьётся бабочка милого праха.
Но есть ещё город Обид.

Там у вокзала стоит бронепоезд в брезенте,
И брат меня учит стрелять из лефоше.
А в городе Музыки дети играют сонаты Клементи,
И город покинут и чужд потрясённой душе.

Ты угадаешь по влажной соли,
Прочтёшь по траве, что вдали, на краю земли, -
Море за степями шумит на воле
И на рейде стоят корабли.

И если хоть что-нибудь осуществимо
Из моих обещаний, то я тебе подарю
Город Море, и город Пароходного Дыма,
И город Морскую Зарю.

- Мне скучно в твоих городах, - ты скажешь.
- Не знаю,
Как я буду в городе Музыки жить, никого не любя,
А морская заря и море, выгнутое по краю, -
Синее море было моим без тебя.

Добавлено (26 Декабрь 09, 03:19)
---------------------------------------------
Арсений Тарковский

Граммофонная пластинка

I

Июнь, июль, пройди по рынку,
Найди в палатке бой и лом
И граммофонную пластинку
Прогрей пожарче за стеклом,

В трубу немую и кривую
Пластмассу чёрную сверни,
Расплавь дорожку звуковую
И время дай остыть в тени.

Поостеречься бы, да поздно:
Я тоже под иглой пою
И всё подряд раздам позвёздно,
Что в кожу врезано мою.

II

Я не пойду на первое свиданье,
Ни в чём не буду подражать Монтану,
Не зарыдаю гулко, как Шаляпин.
Сказать - скажу: я полужил и полу - казалось - жил,
и сам себя прошляпил.
Уймите, ради бога, радиолу!

Чуть слышится где-нибудь звук инструмента,
В наивном сознанье мгновенно рождается
Музыка—
Музыка губ обнаженных:
Она наполняет пространство вокруг—
От края знакомой земли и до края
Земель незнакомых...

Взгляни на него:
Его голова—не от мира сего,
А руки—земные,
Прекрасные, тонкие руки.

Поль Элюар

* * *

Бортнянский. Православная Россия.
Над весями висит, светясь, Ave Maria.
Мы слушаем его, её, как бы впервые,
взмывая на воздушных завитках.
И музыке в ответ великой, малой, белой
Капелла звёздная над певческой Капеллой
в подпругах всеми скрипами запела,
кренясь на серафических ветрах.

Моцарт и Сальери (Маленькая сантехническая трагедия)
Михаил Волков

Парная. Сальери один.

Сальери:
Все говорят, нет правды на земле.
И это правда. Например, вчера
сантехнику в семнадцатой квартире
я ставил - и потратил два часа,
чтоб выровнять капризный унитаз,
что не желал с биде быть параллельным
Я алгеброй гармонию поверил,
еще когда на "химии" сидел.
Но Моцарт все равно быстрей меня
все делает, не пользуясь отвесом,
а только на глазок. И в худший день
сшибает на пузырь "Наполеона",
а я лишь на "Смирновскую" едва,
хотя "Наполеон" люблю не меньше,
чем плотник Дебюсси. Но что поделать,
когда бессмертный гений не в награду
за тяжкие труды дается свыше,
а просто так, за здорово живешь
ниспослан на такого раздолбая!..
Я, впрочем, тоже гений, но послабже.

(под звуки "Турецкого марша" входит Моцарт в рваной простыне.)

Моцарт:
Где банщик, мать его, запропастился?
За эту простыню, что он мне выдал,
я негодяю голову сверну
и по парной халатом загоняю!

Сальери:
Да, до чего все тленно в этом мире,
и, зачастую, прямо на тебе.
Ну, полно, успокойся, все пустое. (Достает бутылку)
Хоть, впрочем, есть и полная одна.
Присядь, мой друг, была неделя трудной.
Ведь было в ней, без малого, семь дней.

Моцарт (садится):
Ну, как ребята наши поживают?

Сальери:
Чайковский в баню звал меня намедни,
а я решил с тобой.

Моцарт:
И умно сделал.

Сальери:
Я с ним уже ходил...

Моцарт:
Ну и дурак.

Сальери:
Щедрин с Бизе подрались из-за бабы.
Кармен ее зовут. Цыганка, что ли.

Моцарт:
А баба чья?

Сальери:
Вообще-то Мериме.

Моцарт:
Дают ребята.

Сальери:
Это ещё что.
Хачатурян дошел уже до глюков:
позавчера ворвался в дискотеку
и требовал, чтоб дамы приглашали
на белый танец с саблями его.

Моцарт:
Ну и дела!

Сальери:
Да, кстати, Моцарт, просьба:
сто лет не видел я, как ты играешь.

Моцарт:
Во-первых, я сто лет уж не играл.
И карт с собою нету - это, в-третьих.
А во-вторых, в таком я состояньи,
что дамы от вальта не отличу.
И мужика от бабы, кстати, тоже.

Сальери (отодвигается):
Ну-ну, давай останемся друзьями.
В конце концов, не хочешь - не играй.

Моцарт:
Сыграть бы рад, отыгрываться тошно.
Пойду нырну в бассейн, забудусь сном. (Уходит)

Сальери:
Об отыгрыше речи быть не может.
Играет Моцарт просто гениально.
И даже видел я, как он однажды
побил на спор козырного туза.
Нет, должен я его остановить,
не то весь мир повергнет он в пучину.
Пуччини, кстати, снова впал в тоску
и спьяну называет ее Тоской.

(Входит Моцарт.)

Сальери:
Ну, как, нырнул?

Моцарт:
Нырнул. И, если честно,
я б предпочел, чтоб там была вода.
А где твой инструмент?

Сальери:
Внизу, в машине.

Моцарт:
И мой в машине, но не помню, в чьей.

Сальери:
Да что с тобой, не болен ли ты, часом?

Моцарт:
А это не твоё сальерье дело.

Сальери:
Ты мне расскажешь - станет и моё.

Моцарт:
Но ты ж наверняка начнешь трепаться
налево и направо...

Сальери:
Зуб даю!

Моцарт:
Оставь, он у тебя и так последний.
Да я тебе и с зубом не поверю.
Кто раззвонил тогда, что Мендельсон,
наладчик наш, наладился в Израиль?
Кто слесаря Бетховена глухим
прозвал, тогда, как он услышать может,
как капает вода, за три квартала
и ставит, не в пример тебе, прокладку
с закрытыми глазами и без рук?

Сальери:
Клянусь, отныне рот мой на запоре.

Моцарт:
Ну ладно, черт с тобой. На той неделе
девицу дали мне на стажировку.
Закончила чего-то с красным чем-то,
но путает колено и стояк.
И руки у нее растут оттуда,
откуда, в общем, не должны расти.
Работали мы с ней в одной квартире:
приличная семья, два туалета;
я попросил ее подать прокладку, -
ты б видел, что она мне принесла!
Мечтательная, видимо, натура:
заткнет, бывало, раковину пробкой,
нальет воды и целыми часами
плюет туда, любуясь на круги.
Так вот, представь: она в меня влюбилась!

Сальери:
Да, от тебя все бабы без ума.
А от меня - ну разве что Чайковский.

Моцарт:
Короче, что мне делать?

Сальери:
Как что? Выпить.
И сложное покажется простым.
(Наливает.)

Моцарт:
Ты что налил мне? Уж не той ли дряни,
с которой чуть не помер я в тот раз?
Так гении не поступают, понял?

Сальери:
Да что ты, Моцарт! Ту допили всю.

Моцарт:
А есть чем закусить?

Сальери:
Запьем из шайки.

Моцарт:
Тогда я поднимаю тост за женщин,

Сальери:
Не буду я. Они того не стоят.

Моцарт:
В чём дело?

Сальери:
От меня жена ушла.

Моцарт:
Куда ушла?

Сальери:
Да к Корсакову с Римским.
И похоти предаться хочет с ними,
волчица подлая и мерзкая притом.
О, времена! Ты понял, да? О, нравы!

Моцарт:
Что ж, за твою жену мы пить не будем.
А, в общем-то, за женщин нужно выпить,
поскольку жизнь без них была б пустая,
как пуст бачок, когда закончен слив.
Они чисты, как кафельная плитка,
прекрасны, словно мраморная ванна,
стройны, как ключ 13 на 15,
загадочны, как финские сифоны,
непостоянны, как водоснабженье,
нежны, как душ, надежны, как засоры
и долгожданны, словно капремонт.
За женщин выпьем стоя.
(Пьет, падает.)

Сальери:
Лучше лежа.
Чем больше мы за женщин выпиваем,
тем меньше, понял, нравимся мы им.
Вот я сейчас пойду и разыщу
их в женском отделении, пожалуй,
и приглашу сюда полюбоваться,
как их кумир, избранник и так далее,
властитель дум, красавец и все прочее,
луч света в темном царстве и подобное,
лежит на полке, словно ветчина.
Двум гениям в одной парной не место!
Пока, приятель. Но ужель он прав?
И я не гений? Гений и злодейство -
две вещи несовместные. Я знаю?
Вот тут еще мотивчик привязался.
Откуда он - ума не приложу.
(Уходит, напевая "Турецкий марш".)

Музыкант играл на скрипке - я в глаза его глядел.
Я не то чтоб любопытствовал - я по небу летел.
Я не то чтобы от скуки - я надеялся понять,
как умеют эти руки эти звуки извлекать
из какой-то деревяшки, из каких-то грубых жил,
из какой-то там фантазии, которой он служил?

Да ещё ведь надо пальцы знать, к чему прижать когда,
чтоб во тьме не затерялась гордых звуков череда.
Да ещё ведь надо в душу к нам проникнуть и поджечь...
А чего с ней церемониться? Чего ее беречь?

Счастлив дом, где пенье скрипки наставляет нас на путь
И вселяет в нас надежды... Остальное как-нибудь.
Счастлив инструмент, прижатый к угловатому плечу,
по чьему благословению я по небу лечу.

Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остёр, -
музыкант, соорудивший из души моей костёр.
А душа, уж это точно, ежели обожжена,
справедливей, милосерднее и праведней она.
Б.Окуджава