На этот зов без промедления
бежит начальник отделения
и командир подразделения,
и комендант, и адъютант,
бежит куратор направления,
и первый зам по усилению,
а представитель населения
несет уместный транспарант.

Бежит начальник кавалерии,
за ним начальник артиллерии,
за ним начальник бухгалтерии
очаровательный главбух,
за ней начальник канцелярии,
за ним толпой парламентарии,
а следом дети и аграрии
довольно весело бегут.

Бежит командующий армией,
бежит заведующий кадрами,
бежит заведующий вёдрами,
совками, шваброй и метлой.
Бежит директор департамента
бежит помощник по регламенту,
спецпредставитель по парламенту
и губернаторы толпой.

Бежит министр информации,
за ним министр навигации,
а там министр вакцинации
как лист осиновый дрожит…
Бежит главврач по санитарии,
бежит сенатор от Татарии,
бежит сенатор от Мордовии,
а не от счастия бежит.

Бежит владелец нефтепровода,
за ним владелец газопровода,
за ним владелец пивопровода
плетется рысью как-нибудь,
бежит владелец санатория,
за ним владелец серпентария,
а следом дети и аграрии
бегуть, бегуть, бегуть, бегуть…

И тьма над родиной рассеется,
и в небе солнце заалеется,
и вся напасть преодолеется,
и снова газ пойдет в трубу,
когда начальник нашей родины
и замначальник нашей родины
замзамначальник нашей родины
народ поднимут на борьбу!

В лесах, в горах, на берегу реки,
где ветр и пламя исполняют танец,
где движутся к востоку мотыльки,
как вереницы странников и странниц,
в слезах любви, в сиянии очей
(так дети спать укладывают кукол)
собор каштана с сотнями свечей
возносит к небу свой зелёный купол.

В пустынях тел, во сне, во тьме ночной,
среди растений и жилых массивов,
где снова тварь в ковчег приводит Ной
и где кричит многострадальный Иов,
где падший ангел ловит птицу Рух,
чтобы её во сне увидел инок, —
там ночью лёгкий тополиный пух
летит на юг, свивается в ложбинах,
едва мерцает в воздухе, забыв
отчизну, Бога, прежнее жилище,
летит туда, где Иов, еле жив,
один как перст сидит на пепелище.

Я, как каштан, зажгу свою свечу,
как человек, персты сложу щепотью,
как лёгкий пух, над миром полечу,
касаясь смерти невесомой плотью.
Опять раздастся шумный голос вод,
вздохнёт земля, в ночи запляшет пламя,
в невидимый воздушный хоровод,
как тень, войдёт всё то, что было нами.
И Ной возьмёт топор за рукоять,
чтоб ощутить древесной плоти мякоть,
и будут звёзды плакать и сиять,
а детские глаза — сиять и плакать

Ликующий пожар багряного цветка,
Клавиатура слов играет огоньками,
Чтоб огненными вдруг запрыгать языками.
Расплавленной руды взметенная река.
Мгновенья пляшут вальс. Ведут гавот века,
Внезапно дикий бык, опутанный врагами,
Все путы разорвал и стал, грозя рогами.
Но снова нежный звук зовет издалека.
Из милых раковин воздвигли замок дети,
Балкон опаловый утончен и красив.
Но, брызнув бешено, все разметал прилив.
Прокофьев! Музыка и молодость в расцвете,
В тебе востосковал оркестр о звонком лете
И в бубен солнца бьет непобедимый скиф.

Константин Бальмонт

И ость его - хондроз,
и Пух его - нашёл,
а глаза его - огнь колеблемый.

И рот его - тор,
а тело его - шар,
и лапы его - три,
и хвост его - игриво,
а зубы его - дробно,
а язык его - огнь колеблемый.

А имя ему было Баррахна-Сандоз-Гепатит
а число его было 999,
которое есть число Зверя-чёрена.

Дыхание его - дым клубящийся,
взгляд его - угль тлеющий,
голос его - кимвал бряцающий,
мысль его - прыщи и чирьи.

И дана была ему власть
зудеть и чесаться 30 лет и 3 ночи,
и ни один на земле не спасся,
кроме некоторых.

то ли здесь то ли рядом
то ли есть то ли будет
но не выпив отравы
не поймаешь мгновение

кто закидывал в небо
рыболовные сети
может вытащить рыбу
может вытащить птицу

может вытащить тину
только тину морскую
или чёрную тучу
вместе с бурей и градом

если катится мимо
или ломится прямо
если ходит кругами
или прячется где-то

надо выждать немного
потянуть полегоньку
потянуть посильнее
подхватить – и оставить

положить и примерить
повернуть и приладить
посмотреть как удобно
как сподручно и ловко

как не туго не мелко
как ни шатко ни валко
как свободно и верно
и почти невозможно

и тогда разрастётся
развернётся расширится
повезёт и потащит
и куда-нибудь вывезет

и заполнит какую-то
непонятную нишу
неизвестную полость
что пуста но возможна

и такая отрава
полнота и наличие
если сон обретает
ощутимую форму

если вакуум грозно
заполняется жизнью
заполняется миром
что доселе неведом

или просто невидим
до последней секунды
но войдёт за мгновение
и в крови растворится

Добавлено (17 Декабрь 09, 04:57)
---------------------------------------------
Игорь Иртеньев.

Женщины носят чулки и колготки,
И равнодушны к вопросам культуры.
Двадцать процентов из них - идиотки,
Тридцать процентов - набитые дуры.
Сорок процентов из них -психопатки,
В сумме нам это дает девяносто.
Десять процентов имеем в остaтке,
Да и из этих-то выбрать не просто.

Тамара Панферова. Oтвет Иртеньеву

Носят мужчины усы и бородки,
И обсуждают проблемы любые.
Двадцать процентов из них - голубые.
Сорок процентов - любители водки.
Тридцать процентов из них - импотенты,
У десяти - с головой не в порядке.
В сумме нам это дает сто процентов,
И ничего не имеем в остатке.

Эрнст. Ответ Иртеньеву и Панферовой

Сорок процентов из тех, что в колготках
Неравнодушны к любителям водки.
Любят порой голубых психопатки,
Правда у них с головой не в порядке.
Дуры всегда импотентов жалели
А идиоток придурки хотели.
В сумме, конечно же, нас сто процентов:
Дур, идиоток, козлов, импотентов

Все это очень мило, но тема-то про музыку и поэзию! Как просил её инициатор:
Выкладывай и обсуждайте стихи о музыке и музыкантах - чужие, свои, современные, несовременные - не важно

----------
Оригинальный текст и его перевод
----------

Music to hear, why hear'st thou music sadly?
Sweets with sweets war not, joy delights in joy:
Why lov'st thou that which thou receiv'st not gladly,
Or else receiv'st with pleasure thine annoy?
If the true concord of well-tuned sounds,
By unions married, do offend thine ear,
They do but sweetly chide thee, who confounds
In singleness the parts that thou shouldst bear;
Mark how one string, sweet husband to another,
Strikes each in each by mutual ordering;
Resembling sire, and child, and happy mother,
Who all in one, one pleasing note do sing;
Whose speechless song being many, seeming one,
Sings this to thee, 'Thou single wilt prove none.'

_

Сонет 8

----------
Перевод Игоря Фрадкина
----------

Ты Музыка, что навевает грусть.
Прекрасное не ссорится с прекрасным,
Зачем не радостью ты полнишь грудь,
А грустью - огорчением напрасным?
Тебе обиден звуков стройный лад?
Едины струны в ласковом упреке,
Они за то тебя, мой друг, корят,
Что не приемлют голос одинокий.
Прислушайся ты к струнам, наконец:
Одна звучит в согласии с другою,
Так песню общую поют - отец,
Мать и дите, единою семьею.
Струн много - дружен строй, тебе в упрек:
Ты меньше, чем ничто, раз одинок.

Сонет 8

----------
Перевод Владимира Микушевича
----------

От музыки, ты музыка для слуха,
Услада супротив иных услад,
Испытываешь ты упадок духа.
Зачем же ты подобной скорби рад?
Не потому ли может огорчать
Тебя своим согласием аккорд,
Что предпочел отдельно ты звучать,
Разладом своевольным этим горд?
К супругам-струнам струны притерпелись,
Гармонии живую дань платя,
Как будто бы между собою спелись
Родители и нежное дитя;
Единое поет в них существо;
А кто один, считай, что нет его.

И кузнечная музыка счетом
На три четверти в три молотка
Не проявится за поворотом
Перед выездом из городка.

За коклюшки свои кружевница
Под окном не садится с утра,
И лудильщик, цыганская птица,
Не чадит кислотой у костра,

Златобит молоток свой забросил,
Златошвейная кончилась нить.
Наблюдать умиранье ремесел -
Все равно что себя хоронить.

И уже электронная лира
От своих программистов тайком
Сочиняет стихи Кантемира,
Чтобы собственным кончить стихом.

Спасибо, извините

Добавлено (17 Декабрь 09, 22:55)
---------------------------------------------
Werde der du bist.
Гете

Когда тебе придется туго,
Найдешь и сто рублей и друга.
Себя найти куда трудней,
Чем друга или сто рублей.

Ты вывернешься наизнанку,
Себя обшаришь спозаранку,
В одно смешаешь явь и сны,
Увидишь мир со стороны,

И все и всех найдешь в порядке.
А ты - как ряженый на святки -
Играешь в прятки сам с собой,
С твоим искусством и судьбой.

В чужом костюме ходит Гамлет
И кое-то про что-то мямлит, -
Он хочет Моиси играть,
А не врагов отца карать.

Из миллиона вероятий
Тебе одно придется кстати,
Но не дается, как назло,
Твое заветное число.

Загородил полнеба гений.
Не по тебе его ступени,
Но даже под его стопой
Ты должен стать самим собой.

Найдешь и у пророка слово,
Но слово лучше у немого,
И ярче краска у слепца,
Когда отыскан угол зренья
И ты при вспышке озаренья
Собой угадан до конца.

Спасибо,извините

Мир безумный, сумасбродный - то ли паперть, то ли плаха,
Суета, разор и смута, плач и ругань, шум и гам…
А в подземном переходе музыкант играет Баха.
Снисходительно и скудно деньги падают к ногам.

Мельтешит поток прохожих, обгоняющих друг друга,
Племя сытых и голодных пробегает, топоча.
И просительно, призывно им вдогон несется фуга
Из-под красных и озябших, нервных пальцев скрипача.

…Этой жанровой картинке дай любое толкованье:
Назови гримасой века, заклейми её, поняв,
Что на заработки вышло молодое дарованье,
Высочайшее искусство на подачки разменяв.

Только, если не бояться говорить высоким слогом -
Пусть он суетен и грешен, но смычок в его руке -
Всё равно посредник между композитором и Богом,
Даже здесь - в убогом, смрадном и заплеванном мирке.

Посреди забот и тягот, посреди больной эпохи,
В темной яме перехода вдруг очнусь, приторможу,
Вдруг почувствую, как горло перехватит мне на вдохе -
И в разверстый зев футляра что-нибудь да положу.

За внезапное смятенье, за сумбур в душе голодной,
Стосковавшейся по небу, - воздаю, не подаю
Современному Орфею в современной преисподней,
Приносящему на паперть скрипку вещую свою.

Любовь Сирота

Туманит мне душу
Кларнета печальный напев.
В нём прячется тайна.

Вначале был звук.
Затем возникло слово.
Исчезнет мир - в звуке...

Меня зовёт
Хрустальный звук гобоя
И шум ручья

Liebestraume von List.
Отражаются в крышке рояля
Грёзы прошлой любви.

Тихо блуждаю
В роще беззвучных мелодий
С музыкой в сердце.

Звучанье гобоя -
Луч света во мраке ночном.
Надежда и ясность.

Артист - тот же врач.
Один лечит тело больного,
Другой лечит душу.

Е.Е. Фёдоров

Невоплощаемую воплотив
В серебряно-лунящихся сонатах,
Ты, одинокий, в непомерных тратах
Души, предвечный отыскал мотив.

И потому всегда ты будешь жив,
Окаменев в вспененностях девятых,
Как памятник воистину крылатых
Чей дух - неумысляемый порыв.

Создатель Эгмонта и Леоноры,
Теперь тебя, свои покинув норы,
Готова славить даже Суета,

На светоч твой вперив слепые очи.
С тобой весь мир. В ответ на эту почесть -
Твоя презрительная глухота.
1927, И.Северянин

БИЗЕ

Искателям жемчужин здесь простор:
Ведь что ни такт - троякий цвет жемчужин.
То розовым мой слух обезоружен,
То черный власть над слухом распростер.

То серым, что пронзительно-остер,
Растроган слух и сладко онедужен.
Он греет нас и потому нам нужен,
Таланта ветром взбодренный костер.

Был день - толпа шипела и свистала.
Стал день - влекла гранит для пьедестала.
Что автору до этих перемен!

Я верю в день, всех бывших дней дороже,
Когда сердца вселенской молодежи
Прельстит тысячелетняя Кармен!
1926, И.Северянин