Песня об органисте, который в концерте Аллы Соленковой
заполнял паузы, пока певица отдыхала

Рост у меня не больше валенка:
Все глядят на меня вниз.
И органист я тоже маленький.
Но все-таки я органист!

Я шел к органу, скрипя половицей,
Свой маленький рост кляня.
Все пришли слушать певицу,
И никто не хотел - меня.

Я подумал: мы в пахаре чтим целину,
В воине - страх врагам.
Дипломат свою представляет страну,
Я представляю орган!

Я пришел и сел, и без тени страха,
Как молния, ясен и быстр,
Я нацелился в зал токкатою Баха
И нажал басовый регистр.

О, только музыкой - не словами -
Всколыхнулась земная твердь.
Звуки поплыли над головами,
Вкрадчивые, как смерть...

И будто древних богов ропот,
И будто дальний набат,
И будто все великаны Европы
Шевельнулись в своих гробах.

И звуки начали души нежить.
И зов любви нарастал.
И небыль, нечисть, ненависть, нежить
Бежали, как от креста.

Бах сочинил - я растревожил
Свинцовых труб ураган.
То, что я нажил, гений прожил.
Но нас уравнял орган!

Я видел: галерка бежала к сцене,
Где я в токкатном бреду.
И видел я: иностранный священник
Плакал в первом ряду.

О, как боялся я не свалиться,
Огромный свой рост кляня.
О, как хотелось мне с ними слиться!
С теми, кто, вздев потрясенные лица,
Снизу вверх глядел на меня!

1966

Трагические сказки! Их лишь три.
Во всех мечта и колдовство фантазий,
Во всех любовь, во всех душа в экстазе.
И всюду смерть, куда ни посмотри.

О, сказочные звуки, где внутри
Тщета любви и нежность в каждой фразе...
Какая скорбь почти в святом рассказе!
О, Время! Ты глаз Памяти не три:

Пусть сон мотивов сказочно-тревожных,
Мне сердца чуть не рвущих, невозможных
В уловленной возможности своей,

Пусть этот сон всю жизнь мою мне снится,
Дабы иным ему не замениться,-
Сон музыки, которой нет больней!
1920, И.Северянин

МУЗЫКА МИРОВ
I
Я слышал музыку миров!..
Луна янтарная сияла
Над тучным бархатом лугов;
Качаясь, роща засыпала...
Прозрачный, розовый букет
(То поздний заревой отсвет)
Расцвел на шпице колокольни,
Немел журчащий говор дольний...
Но там, за далью облаков,
Где ходят флотами светилы,
И высь крестят незримо силы,—
Играла музыка миров......

II

Шумел, разлегшись меж садов,
Роскошный город прихотливый,—
На храмах, башнях, ста цветов
Мешались в воздухе отливы;
И этот город суеты
В осанне дивной исполина
Сиял в цветах, как грудь павлина,
Как поэтической мечты
Неуловимые творенья...
Неслись из клокота волненья,
И треск, и говор, и молва.
И вылетавшие слова
Сливались в голосное море;
Кипели страсти на просторе...
Но был один налетный миг,
Когда смирился и затих
Тот звучный, судорожный город;
Он утонул в минутном сне,
И шум колес, топор и молот
Заснули в общей тишине...
Тогда запело в вышине:
И ангелы заговорили
Про Бога, вечность и любовь;
И в дальних вихрях светлой пыли
Я видел, как миры ходили,
И слышал музыку миров...

Уж занавес наглухо упасть готов,
Еще рукоплещет в райке купец,
Извозчики пляшут вокруг костров:
«Карету такого-то!» — Разъезд. Конец.
1914
ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ

12

К нам свежий женский голос долетал, (1857)
Был весь грудной, как звуки вьолончели;
Он страстною вибрацией дрожал,
Восторг любви и слезы в нем кипели...
Мой гондольер всё ближе путь держал
К палаццо, из которого летели
Канцоны звуки. Голос наполнял
Весь воздух; тихо вслед ему звенели
Гитарные аккорды. Ночь была
Такая, что хотелось плакать - много
И долго плакать! Вод сырая мгла,
Вся в блестках от лучей луны двурогой,
Истому - не прохладу в грудь лила.
Но неумолчно северная нота
Все ныла, ныла... Это было что-то

13

Подобное германских мастеров
Квартетам, с их глубокою и странной
Постройкою, с подземной, постоянно
Работающей думой! Средь ходов
Веселых, поражающих нежданно
Таинственною скорбью вечный зов
В какой-то мир, погибший, но желанный;
Подслушанная тайна у валов
Безбрежного, мятущегося моря,
У леса иль у степи; тайный яд
Отравы разъедающего горя...
И пусть аккорды скачут и звенят,
Незаглушим в Бетховена иль Шпора
Квартете этот вечный звук раздора.

14

Ты помнишь лишь один, совсем больной,
Квартет глухого мастера? Сидела
Как статуя, недвижно ты, с слезой
В опущенных очах. О! как хотела
Ты от себя прогнать меня, чтоб мой
Язык, тебе разоблачавший смело
Весь новый мир, владеющий тобой,
Замолк! Но тщетно: делал то же дело
Квартет. Дышал непобедимой он,
Хотя глухой и сдавленною страстью,
И слышалось, что в мир аккордов стон
Врывался с разрушительною властью
И разъедал основы строя их,
И в судорожном tremolo затих.

НА КОНЦЕРТЕ ВАГНЕРА

Сидишь ты, внимая, не споря...
А Вагнер еще не раскрыт.
Он звуков стеклянное море
Над нами сомкнул - и гремит.

Гремит! И весь мир заколдован,
Весь тянется к блеску слюды...
И вовсе не надо другого,
Солёного моря воды!

Тепла его, ласки, лазури,
И неба, и даже земли...
Есть только стеклянная буря
И берег стеклянный - вдали...

Там высь - в этом призрачном гуле,
Там можно кружить - но не быть.
Там духи стоят в карауле,
Чтоб нам на стекло не ступить.

Нас Вагнер к себе не пускает,
Ему веселей одному...
Царит чистота нелюдская
Над жизнью - что вся ни к чему.

Позор и любви, и науке!
О, буйство холодных страстей...
Гремят беспристрастные звуки,-
Как танки идут на людей.

Он власть захватил - и карает.
Гудит беспощадная медь.
Он - демон! Он всё презирает,
Чем люди должны овладеть.

Он рыщет. Он хочет поспешно
Наш дух затопить, как водой,
Нездешней (а, может, нигдешней?)
Стеклянной своей красотой...

Так будьте покорней и тише,
Мы все - наважденье и зло...
Мы дышим... А каждый, кто дышит,
Мутит, оскверняет стекло...

Тебе ж этот Вагнер не страшен.
И правда - ну чем он богат?
Гирлянды звучащих стекляшек
Придумал, навешал - и рад.

Он верит, что ходит по краю -
Мужчина! Властитель! герой!..
Слепец!
Ничего он не знает,
Что женщине нужно земной.

Не знает ни страсти, ни Бога,
Ни боли, ни даже обид...
С того и шумит он так много,
Пугает
и кровь леденит.

1963

Добавлено (04 Январь 10, 23:09)
---------------------------------------------
Константин Вагинов

МУЗЫКА

В книговращалищах летят слова.

В словохранилищах блуждаю я.

Вдруг слово запоет, как соловей –

Я к лестнице бегу скорей,

И предо мною слово точно коридор,

Как путешествие под бурною луною

Из мрака в свет, со скал береговых

На моря беспредельный перелив.

Не в звуках музыка – она

Во измененье образов заключена.

Ни О, ни А, ни звук иной

Ничто пред музыкой такой.

Читаешь книгу – вдруг поет

Необъяснимый хоровод,

И хочется смеяться мне

В нежданном и весеннем дне.

1926

P.S. Это стихотворение (как, впрочем, и автора вообще) очень ценила М.В. Юдина.

ЖЁЛТОЕ ОКОШКО

Месяц сел на ёлку,
Я гляжу в окно.
И в моей светёлке
Тихо и темно.

Серая бутылка
На краю стола.
Надоела ссылка,
Хочется тепла.

Грусть возьму с собою,
Где – то раздобытую
И за пазухой укрою
Склянку недопитую.

Серые сугробы
Стиснули тропинку,
Я не сбился чтобы
На пути в низинку.

Там, в хибаре ветхой,
С жёлтеньким окном,
Капитан разведки
Тянет день за днём.

Как – то по – особому
У него тепло.
Что – ли одноногому
Больше повезло?

Горе – обстановочка,
Не привыкший он…
Китель лишь с иголочки
Да аккордеон.

Шик и блеск игрушка
И попал сюда
После заварушки…
С немцами когда…

Капитан с трофеем
Как с живым – друзья.
Кто им так лелеем?
Может, ещё я.

Постучусь с мороза
В жёлтое окно.
«Тилигенты тоже…
Жду тебя давно».

Он меня обнимет:
«Проходи, давай».
И пальтишко снимет:
«Вижу. Наливай».

Дедовы стаканы
Звякнут на столе.
«Вот грибков достану
Закусить тебе».

Выпьем. Он закурит.
Скажет: «Ничего – о».
И глаза зажмурит.
«Это, братец, что – о».

Помолчим немного.
«Знаю. Не спеши…
Ладно, недотрога,
Слушай для души».

Франтоватый китель
С гроздочкой наград
Он наденет: «Битте!
Ваш их бин зольдат!

Дай-ка мне гармошку…
Я бы сам… нога…
Топнет деревяшкой,
Ладно… ерунда!»

И свершится таинство,
Станет трое нас,
Одиноких равенство,
Списанных в запас.

Сяду в уголочек,
Обниму колени,
Буду, что есть мочи
Слышать откровенье.

Тихо… и вдруг пальцы
Начинают бег.
Так и мы – скитальцы:
Чёрный, белый цвет.

Вместе с капитаном
Мы опять пройдём
Пылью и бурьяном,
Кровью и огнём.

Всё споём, что пели
В радости, в беде,
Про зиму в апреле,
Про лето в январе.

Одиночество обманет
И пока сидим,
Отдалившись, станет
Общим и большим.

После, захмелевши,
Не поём – орём.
Он мне: «Не сдавайся!
Блядь, домой придём!»

И смахнёт слезинку:
«Что такое, герр?
Нам такой вояка
На какой же хер?!

И устал чего – то…
Вот зануда – жисть…
Коль не снёс в болото,
До конца держись…

Чуть плесни – ка, малый,
Да… и помню я
Ты знаток бывалый…
Музыкальный фря.

Здесь никто не лишний…
Эт ты должен знать…
Этот…как же… ихний…
Шульберт, твою мать!»

И в глуши заснеженной,
Средь берёз и сосен
Дядька неизнеженный
Вызов музам бросил.

Играй, товарищ капитан,
Играй, гармонист.
Не беда, что пьян,
Не важно, что не Лист.

Он играет Шуберта,
Моцарта играет.
Это - из Шопена,
Он и это знает.

Я вплетаю скрипки.
«Боже же ты мой!»
Не сдержу улыбки:
«Симфонизм какой!»

Выскочить на улицу,
Может там весна?
Может нас услышали?
Очнулись ото сна?

«Как ты… на сегодня
Хватит или как?
А плесни, пожалуй,
Последний четвертак».

Я вздохнул. Поднялся.
«Ладно. Всё, так всё.
Вечерок удался.
Свидимся ещё».

«Согласись со мной, друг,
Всё же мы устали…»
На его пагонах вдруг
Звёзды замигали…

Звёзды в небе это,
Не лицо – луна…
И тепло при этом…
Вот тебе и на…

Я посплю немножко,
Сил нет, как хочу…
В жёлтое окошко
Завтра постучу.

09.05.2003г.

И что же я был бы за друг такой, если бы не помог ему в озвучивании:
http://files.mail.ru/T64MWS

Английский вариант:

Thomas Moore (Томас Мур)

Those evening Bells
(Air: The bells of St.Petersburg)

Those evening bells! Those evening bells!
How many a tale their music tells,
Of youth, and home, and those sweet time,
When last I heard their soothing chime.

Those joyous hours are passed away;
And many a heart, that then was gay,
Within the tomb now darkly dwells,
And hears no more those evening bells.

And so’t will be when I am gone;
That tuneful peal will still ring on,
While other bards shall walk these dells,
And sing your praise, sweet evening bells.

Русский вариант:

Иван Козлов

Вечерний звон

Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он
О юных днях в краю родном,
Где я любил, где отчий дом,
И как я, с ним навек простясь,
Там слушал звон в последний раз!

Уже не зреть мне светлых дней
Весны обманчивой моей!
И сколько нет теперь в живых
Тогда веселых, молодых!
И крепок их могильный сон;
Не слышен им вечерний звон.

Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!

Кто у кого перевел науке неизвестно.

Храм с бархатной обивкой голубой,
Мелодиями пахнущий, уютный,
Где мягок свет - не яркий и не смутный -
Я захотел восставить пред собой.

Пусть век пришел, как некий Людобой,
Век похоти и прихоти минутной,
Пусть сетью разделяет он злопутной
Меня, Мариинский театр, с тобой, -

Пусть! Все же он, наперекор судьбе,
Не может вырвать память о тебе,
Дарившем мне свое очарованье.

И я даю тебе, лазурный храм
Искусства, перешедшего к векам,
Театра Божьей милостью названье!
1924, И.Северянин

ИЗ ЦИКЛА "ИНЕЙ РОЖДЕСТВА"

Ветку ясеня, дудочку узкую,
птичий щебет, следы на снегу —
всё возьмите — оставьте мне музыку,
я без музыки жить не могу.
Без неё я как город без имени,
как случайная тень на песке...
Пишет ангел рождественским инеем,
словно мелом на классной доске,
что вина прощена и заглажена,
что по-прежнему кровь горяча,
что судьба — как замочная скважина,
как закрытая дверь без ключа.
Но не пробуй проникнуть в таинственный
мир, где снег ослепительно бел,
где родился Господь,
где единственный
раз
я слышала музыку сфер.

Ах, что за муза!

Алваро де Кампос

Добавлено (07 Январь 10, 15:19)
---------------------------------------------

Сегодня будет Рождество,
весь город в ожиданьи тайны,
он дремлет в инее хрустальном
и ждет: свершится волшебство.

Метели завладели им,
похожие на сновиденье.
В соборах трепет свеч и пенье,
и ладана сребристый дым.

Под перезвон колоколов
забьётся колоколом сердце.
И от судьбы своей не деться –
от рождества волшебных слов.

Родник небес – тех слов исток,
они из пламени и света.
И в мире, и в душе поэта,
и в слове возродится Бог.

Колдуй же, вьюга-чародей,
твоя волшебная стихия
преобразит в миры иные
всю землю, город, и людей.

Встречаться будут чудеса,
так запросто, в толпе прохожих,
и вдруг на музыку похожи
людские станут голоса.