В 2006 м в год 100летия Шостаковича Хренников то же самое сказал в интервью: «Я хочу спросить, А что вы хотели, чтобы я сделал? Мне надо было пойти к Сталину и сказать ему, что он в музыке полный профан и окружил себя плохими советчиками? Помогло бы это Шостаковичу?...» В 1958 году Хренников поставил вопрос об отмене Постановления 1948 года как ошибочного. Партийные бонзы полностью отменить постановление не осмелились, но объявили недействительной ту его часть, где содержалась несправедливая критика выдающихся мастеров. Уникальное событие для советской компартии, которая практически никогда не признавала своих ошибок. Ответная реакция последовала тут же. Его оперу "Мать" (по Горькому) опять подвергли разносной критике, даже не пытаясь разобраться в музыке произведения. В прессе появились и статьи, зачислявшие его ранние сочинения - Первую симфонию и Первый фортепианный концерт - в разряд формалистических. С тех пор опера "Мать" так и ждет своего нового сценического воплощения...
О дисках с фортепианной музыкой мы пишем нечасто, но сегодня у нас на рецензии очень необычный альбом: репертуар здесь не классический или романтический (наиболее любимые пианистами эпохи), а импрессионистский, а кроме того, исполняется он не на одном, а на двух роялях. Правда, большей частью это переложения – Дебюсси и Равель (а импрессионисты - это, понятное дело, они) не так много писали для двух фортепиано, предпочитая оркестровые краски. Именно в оркестровом варианте мы знаем такие произведения, как балет «Игры» Дебюсси, «Испанская рапсодия» и «Вальс» Равеля. Теперь же – услышим их в фортепианном переложении. А вот сюита Дебюсси «По черным и белым», пьеса «Линдараха» и сюита Равеля «Слуховые пейзажи» изначально были созданы для исполнения на двух роялях. И они тоже представлены на диске (из «Слуховых пейзажей», правда, есть только две части). Так что в целом подборка получается не совсем аутентичной, но достаточно интересной, сочетающей в себе как популярные произведения импрессионистов в переложении, так и малоизвестные сочинения для двух фортепиано. Что же касается исполнения, то Владимир Ашкенази и его сын (названный на обложке Вовкой Ашкенази :-)) играют технически безупречно, но каким-то тусклым и скучным звуком. Поэтому если оригинальные произведения для двух фортепиано еще и можно слушать, то яркий «Вальс» и почти пуантилистические «Игры» совершенно теряют свое очарование.
А я не пользуюсь сослагательным наклоненим - я анализирую свершившиеся исторические факты, которые заключаются в том, что это Постановление нанесло нашей музыке огромный вред и глупо этого не признавать!
Интересно, а что бы вы сказали, если бы всех их расстреляли, того же Шостаковича могли бы запросто в 37-м хлопнуть, да и в 48 всех остальных могли. Да, бог изощрён, а безбожники-коммунисты ещё изощрённее
А я не шутил, кстати, именно он и рекомендовал, с предисловием: "Эта статья о Брукнере открывает нам некоторые неосознаваемые до конца оттенки нашего собственного слышания...." Рекомендация, конечно сомнительная, но мне понравилась мысль, что музыка Брукнера призвана вновь привести к единству разделённый и распавшийся на противоположности наш безумный мир в финале своих симфоний
(продолжение) индивидуализированной quasi-поэтической концепции. У Брукнера же, предметом музыкальной мысли которого является Всё, становление также должно быть временны́м Всем, иначе говоря, становлением Вечности. Специфика формообразующих процессов у Брукнера — в контрапункте времени и Вечности, становления и нестановления. Отсюда проистекает и отмеченная нами двойственность начал и окончаний, отсюда же — и деконцентрация процесса, как будто бы (внешне) распавшегося на отдельные автономные звенья, отсюда и знаменитые замедленные темпы, и подчёркнутая торжественность звучания. Аналогом такого характера становления будет уже не поэзия и не поэтическая сюжетность, а жизнь Всего как творение Божие. По сути, симфонии Брукнера — тоже своего рода «поэмы», только о мире в целом и человеке внутри этого мира — то есть эпопеи. Поэтому и «сюжет» у них всегда один.
А собственно, почему один и чем обусловлена его единственность? И вообще, чем обусловлен именно такой характер концов в симфониях Брукнера? Ведь ясно же, что имманентно-музыкальная логика здесь ни при чём: с точки зрения данной логики с равным (если не бо́льшим) основанием можно было бы ожидать не финального экстаза, а возвращение в тишину. Кстати, именно так (неизменной ремаркой niente) завершаются симфонии Воан-Уильямса, которые начинаются подобно брукнеровским (с той разницей, что для английского композитора исходная первостихия — не трезвучие, а пентатоника). Как и в большинстве симфонических концепций, вектор развития в симфониях Брукнера обусловлен незыблемым внемузыкальным фактором — христианской идеей финального всеобщего Преображения.
Разумеется, это не программа, и даже вряд ли направляющая идея, а, скорее, тончайший внемузыкальный «слой» («Я», от которого никуда не уйдёшь), почти без остатка растворившийся в музыкальной архитектонике и логике становления: от зарождения к обретению полноты. А деконцентрированность процесса, многозначная полифоничность его фаз, самоценность каждого момента — делают симфонии Брукнера музыкальными в особой, повышенной степени (то есть свободными от рамок и риторики, и диалектики) и в высшей степени созвучными тенденциям современной музыки.
Не знаю, не знаю. На мой взгляд "мудрость народная" в данном случае вызывает большие сомнения. Шостакович и Прокофьев в любом случае остались бы традиционалистами, потому что первый во многих сочинениях близок к неоклассицизму Хиндемита (далёкому от авангарда), а второй даже в своих самых левых опусах Парижского периода придерживается всё той же новой простоты, причём в русском духе (Мусоргского, Бородина, Чайковского). И я не знаю, что бы вам сказал Бетховен, если бы вы подошли и сказали ему громко: "Как хорошо, что вы оглохли, без этого мы бы не узнали ни 9й, ни последних сонат и квартетов!!". Мне кажется он бы обиделся и возможно даже побил бы Когда ломают творческую судьбу, ломают и личность. А это больно, да вы сами небось знаете, хотя бы раз в жизни любого творчески ущемляли либо люди либо обстоятельства
Да, ещё ведь на днях пост с Эрнестом Рейром обновил, тоже француз и ориентализмом баловался с 1840х годов, и он у него круче даже на мой вкус, чем у Давида http://intoclassics.net/news/2010-07-06-9564#comments
Я как то порывался его выложить, да что то всё останавливало Фелисьен Давид (David) (1810-1876) - довольно популярный в XIX веке французский композитор, родоначальник ориентализма в музыке. Именно он заложил основы тех тенденций, которые позднее столь ярко проявились в творчестве Рейера, Сен-Санса, Делиба и др. Давид с молодости увлекался утопическими идеями сенсимонизма и всеобщего братства, с миссионерскими целями в середине 30-х годов побывал на Востоке (в Смирне, Константинополе, Египте), «экзотика» которого занимает большое место в его творчестве. Яркая мелодика и сочная оркестровка - основные достоинства стиля композитора, которого весьма ценил Берлиоз (на фоне котрого он впоследсвии, кстати и потерялся). Наиболее известным произведением Давида стала ода-симфония «Пустыня» ("Le Désert", 1844)
Вот ещё два фортепианных цикла: "Ветры Востока" и "Mинареты"
Felicien David - Brises D'Orient / Minarets исп. Daniel Blumenthal, piano http://s46.radikal.ru/i114/1007/7f/74358ec0d423.jpg
Точно - услады Наткнулся в суслике на Полное собрание песен Шимановского - там услад на 4 диска). Правда качается (сволочь) медленно (ибо флак). Но как только, так сразу
Про Свиридова и его дневники здесь написано. http://www.opentextnn.ru/music/personalia/sviridov/?id=1369 Он делал записи с надеждой, что «Все это когда-нибудь будет опубликовано...». Прямо спал и видел как все его ругательствами восхищаются. Ещё интересна история его взаимоотношений с Шостаковичем:
"Шостакович стал для юного Свиридова не просто преподавателем по специальности, а Учителем с большой буквы. Свиридову он служил образцом во всем - в его музыкальных вкусах, в отношениях с людьми, в манере поведения, в ведении своих дел. Не говорю уже о том, что Свиридов прошел шостаковическую школу и был во многом обязан этой школе выучкой, мастерством, воспитанием слуха. Судя по результатам, обучение шло достаточно быстро. Если к окончанию первого семестра первого курса Свиридов положил на стол экзаменационной комиссии скромные Шесть пьес для фортепиано16*, то уже к началу второго курса у него были две партитуры: незавершенной Симфонии17* и фортепианного концерта, успешно исполненного в торжественном концерте, посвященном 75-летию со дня основания консерватории. Далее — все шло по нарастающей до 1940 года: Свиридов после успеха пушкинских романсов стал известен, его приглашают писать музыку на Мосфильм (в 1939 году)18*, в Театр комедии19*. Для Театра музыкальной комедии он пишет оперетту «Настоящий жених»20*. В том же 1940 году он пишет Первую сонату для фортепиано21*, Шостакович с похвалой отзывается о его Симфонии для струнных22*. Но мало кто знает, что в том же знаменательном 1940 году Свиридов уходит из класса Шостаковича, так и не закончив консерваторию. Камнем преткновения стали шесть песен на слова А. Прокофьева, которые Свиридов принес в класс и получил за них не просто плохую оценку, а строгий выговор, что было не совсем обычно для всегда деликатного со своими учениками Дмитрия Дмитриевича. Среди этих песен были вещи, для взыскательного вкуса небезупречные, такие как «Русская девчонка» или романс «Ой, снова я сердцем широким бедую...», близкие стилю массовой песни. Но были в этом цикле и находки, был в нем поиск новой простоты, а главное, поиск своего собственного стиля. Шостаковичу не понравилось сочинение целиком, он считал, что в нем Свиридов опускается до низменного, впадает в мещанство, простонародность. Теперь уже точно не восстановить, что говорил Шостакович (говорю со слов дяди), но, судя по всему, он сказал какие-то резкие слова, и молодой Свиридов, человек самолюбивый и вспыльчивый, не сдержался, ушел с урока и в класс уже не вернулся."