Пожалуйста! Я услышал на диске Стоковского Pagan Poem, потом полез в википедию, потом в суслик, дальше вы знаете Записи не ахти, простор для снобизма огромный, как говорится, - 'чем богаты'
1903 год ознаменован появлением “Эстампов”. Любопытно само заглавие “Эстампы” - пьесы получают название из терминологии живописи и графики. Одна из самых интересных пьес в “Эстампах” - это “Сады под дождем”. Подобно Прелюдии и Токкате из предшествующей фортепьянной серии, эта пьеса отличается быстрым непрерывным движением и четкой ритмической упругостью. В интонационном отношении наблюдается связь с Прелюдией, так как основой главной темы служит одна и та же французская песня. В “Садах под дождем” на первый план выходят характерные черты образа, связанные с программным замыслом. Однородное ритмическое движение шестнадцатых и возникающее на его фоне “капельки” мелодических звуков staccato имитируют “музыку” летнего дождика. Чтобы передать кра-сочные эффекты меняющегося солнечного освещения, композитор очень тонко, постепенно приводит к замене минора мажором. В конце пьесы звучит светлая, ликующая музыка словно гимн расцветающей природы. Другая замечательная пьеса “Эстампов” - “Вечер в Гренаде”. Здесь Дебюсси с исключительным мастерством рисует живописную картинку испанского народа. Эта пьеса написана в манере, отчасти напоминающей письмо “Бульвара Капуцинок” Клода Моне. В обоих произведениях авторы стремятся передать общее впечатление от большого пространства уличного движения, пёстрой красочной толпы. Их интересует преимущественно целое, а не детальное рассмотрение отдельных явлений. Дебюсси создает впечатление пространственной перспективы и это впечатление длится на протяжении всех пьес. В первых же тактах последовательно восходящие октавные ходы раскрывают все большее пространство и создают широкую перспективу, а в дальнейшем в эту “звуковую раму” “вписывает” образы своей музыкальной картины. К лучшим образам природы, когда-либо созданным Дебюсси, относится пьеса “Отражения в воде”. Это не только живописная картинка, но и проникновенное “вслушивание” в мир “водяного царст¬ва”. В начале возникает образ спокойной водной глади, но вот спокойствие нарушается еле уловимым движением, всплеском. После мига безмолвия - новый трепет водяной поверхности... В течении трех лет (1910-1913) исполняются и опубликовываются два тома “Прелюдий” - в каждом по 12 пьес. В прелюдиях Дебюсси предстают пейзажи, портреты, легенды, произведения искусства, сцены. Так, в лирическом портрете “Девушка с волосами цвета льна” мы можем видеть светлый обаятельный образ, который достигается Дебюсси певучестью и широтой мелодии, в легенде “Затонувший собор” Дебюсси обращается к миру народной фантастики итд. “Прелюдии” - это энциклопедия искусства Дебюсси, потому что здесь он достигает высшего мастерства образно-звуковой характеристики, в мгновенном “схватывании” впечатления во всей его из¬менчивости. В прелюдиях проявляются такие черты импрессионизма как фиксирование мимолетных впечатлений от каких-либо характер¬ных явлений действительности, передача внешнего впечатления света, тени, цвета, а также этюдность и картинность, фиксирование различных состояний природы и человека
К сожалению всемирного кружка франкофилов не существует, зато есть множество любителей франгцузской музыки и импрессионизма
Они любят слушать лекции Например такие:
Клод Дебюсси был одним из самых интересных и ищущих художников своего времени, он всегда искал новые пути'с, изучал творчество современных ему музыкантов-новаторов: Листа, Грига, композиторов русской школы - Бородина, Мусоргского, Римского–Корсакова. В стремлении к обновлению французской музыки Дебюсси опирался и на опыт её классиков. Композитор сожалел, что отечественная музыка долго шла путями, удалявшими её от ясности выражения, точности, собранности формы, которые, по его мнению, и являются характерными качествами французской музыкальной культуры. "Куперен, Рамо - вот настоящие французы". Дебюсси пишет о “чистой французской традиции” в творчестве этих композиторов, проявившейся в “нежности, деликатной и прелестной, верных акцентах, строгой декламации в речитативе...”. Дебюсси очень интересовался григорианским пением, его ладами, интонациями, с увлечением слушал произведения мастеров полифонии. В произведениях старых мастеров его восхищало богатство их музыкальных средств, где по его мнению можно найти нечто важное для развития современного искусства. Изучая музыку Палестрины, Орландо Лассо Дебюсси находит много ладовых возможностей, обогащавших сферу мажора-минора, ритмическую гибкость, далекую от традиционной квадратности. Всё это помогло ему в создании собственного музыкального языка. Кроме того, Дебюсси необычайно любил природу. Для него она была своеобразной музыкой. “Мы не слушаем вокруг себя тысячи шумов природы, не постигаем достаточно этой музыки, такой разнооразной которая раскрывается нам с таким изобилием”, - говорил композитор. Стремление к поискам нового в искусстве привлекло Дебюсси в кружок поэта Маллармэ, где группировались представители символизма. Нередко творчество Дебюсси отождествляется с искусством живописцев-импрессионистов, их эстетические принципы распространились и на творчество композитора.
Фортепьянная музыка Дебюсси очень красива, интересна, и в силу этого очень популярна как у слушателей. Так и среди исполнителей. Впервые с наибольшей отчетливостью самобытные черты индивидуальности композитора проявились в двух “Арабесках” - E-dur и G-dur (1888г.). В них характерен уже художественный образ, который предполагает изящество и “воздушность” композиции. Типичны для последующего стиля Дебюсси прозрачные краски, красота и пластика мелодических линий. В 1890г. Дебюсси создает свой первый фортепьянный цикл “Бергамскую сюиту”, состоящий из четырех частей: Прелюдия, Менуэт, “Лунный свет” и Пасспье. Здесь уже отчетливо видны две тенденции, которые станут типичными для последующих циклов композитора: опора на жанровые традиции клавесинистов и тяготение к пейзажным зарисовкам. Используя жанры старинной музыки, Дебюсси трактует их свободно. Он смело применяет гармонический язык и фактуру нового времени. С 1901г. сочинения для фортепиано следуют одно за другим без перерыва. Дебюсси отдает им лучшие минуты вдохновения. Сюита “Для фортепиано” - это уже вполне зрелый цикл Дебюсси. Он состоит из трех пьес - Прелюдии, Сарабанды и Токкаты. В этом цикле у Дебюсси больше, чем где-либо в его фортепианной музыке, проявились черты классицизма. Они сказываются не только в выборе жанров, но и в строгости музыки, ясности формы каждой пьесы и гармоничной симметрии всего цикла. Первая пьеса - характерное для него сочинение типа токкаты. Выдержанное в непрерывном движении в едином темпе, оно сочетает прозрачность и изящество виртуозных пьес клавесинистов с приемами письма 19 столетия. Национальная характерность Прелю¬дии подчеркивается главной темой, основанной на французской народной песенке “Мы не пойдем больше в лес”. Во второй пьесе воплощены черты старинной сарабанды - серьезность, благородство характера, медленный темп, трехдольный размер, аккордовая фактура. Но гармонический язык пьесы современный. Заключающую цикл Токкату можно отнести к тому же типу пьес, что и Прелюдия, но в ней более последовательно выражен принцип непрерывного движения, поэтому её характер более однородный.
В 6м 'Чатануга Чу-чу' из Серенады солнечной долины http://video.mail.ru/bk/sv_kadry/1437/1440.html В 7м Галина забыла 'Шехерезаду' Римского-Корсакова 8 й песенка черепахи "Я на солнышке лежу"
1я часть по моему типичная Джульетта-девочка Я бросил угадывать, т.к. композитор всё с эстрадными ритмами настолько удачно стыкует, что становится страшно за классику
Может быть это вам поможет: Вагнер, Брамс и Брукнер - это три столпа музыки второй половины XIX века. Вагнер и Брамс - два противоположных явления, а Брукнер - золотая середина, органическое слияние двух противопожных тенденций. Линию этой золотой середины продолжил Малер, только это уже был серебрянный век симфонизма. Ну и главное он продолжил заложенную Брукнером традицию «богоискательского» творчества мягко говоря, не совсем характерного в конце XIX - начале ХХ века. Ну и просто некоторые приёмы перенял. Не зря после исполнения 3й симфонии , когда большая половина зала покинула концерт, не дождавшись окончания, к Брукнеру подошел восторженный юноша – 17-летний Малер.
Интересно, что Стравинский признавался в том, что "не научился любить Брукнера, но пришел к тому, что стал уважать его. Я считаю Adagio из Девятой симфонии одним из истинно вдохновенных образцов симфонической музыки. Малер представляется мне гораздо менее самобытным, чем Брукнер, и никто из его современников не трактовал гармонию столь самобытно и индивидуально".
Параллель с Густавом Малером, тоже автором девяти масштабных симфоний, возникает при разговоре о Брукнере всегда. Ключевая разница между ними не в том, что Малер использовал литературную программу и поэтические тексты (есть у Малера симфонии и бестекстовые, и непрограммные), а Брукнер никогда. И не в том, что малеровские концепции пронизаны иронией и горечью и отражают мир во всем его несовершенстве, -- Брукнеру же не свойственны откровения "дна". Главное в том, что симфонии Малера написаны от первого лица; это всегда личная драма, сколь бы всечеловеческий характер она ни принимала. Для Брукнера внутреннее одиночество человека - не драма, а данность, исходная предпосылка. Он не пытается оспорить мир; его экстатический пантеизм возникает из непреложности абсолюта; смерть не несет с собой переоценки мира - и в этом есть нечто деревенски простодушное или готически наивное. В этом есть и проблема: каждый, кто хранит в памяти впечатления от музыки Брукнера, помнит, какими увлекательными тропами он путешествует, но словно не выходит из замкнутого круга. Как захватывают предыкты, нарастания, как завораживают долгие переходные построения - и как подчас умозрительно сконструированным оказывается устойчивый раздел, казалось бы, цель пути. Противоречие Брукнера лежит между объективным миропорядком, который он старается познать и выразить как религиозный художник, и тем индивидуальным неканоническим языком, которым он говорит как художник-романтик. Поиск ответа оказывается важнее, чем сам ответ, хотя бы сам художник и считал иначе. Поэтому и финалы симфоний, предполагающие, согласно симфонической конституции, итог всему, не выглядят у Брукнера безусловно убедительными; поэтому и кажется высшим откровением Брукнера Девятая, неоконченная, симфония, Adagio которой, так восхищавшее Стравинского, оказалось ее последней частью.
в 1м точно Мендельсон, и ещё Шутка Баха в 4м Чайковский, Шостакович, Прокофьев (финал 7й симфонии) из 5 го много угадывается с лёту - Бородин (Богатырская), собачий вальс, Россини (Вильгельм Телль), чардаш Монти, караван, Шостакович (вальс кукол)
Я думаю любителям французской музыки будет интересно, поскольку импрессионисты использовали ту же самую пентатонику и гармонии с прихотливым нанизыванием красочных созвучий-пятен , что и китайцы