Лорда Байрона (1788–1824) представлять русскому читателю не нужно. Стоит только представить ему маленькую поэму “Вальс”.

Эту шуточную поэму Байрон написал осенью 1812 г. на курорте в Челтнэме, и она была напечатана без подписи автора в 1813 г. По мнению советских исследователей, для Байрона эта поэма “служит удобным поводом для осмеяния развращенности и пустоты света, а также для язвительной характеристики последних политических событий, которые свидетельствовали об углублении реакции внутри страны”.I Хотя, действительно, Байрон мимоходом упоминает об обесценивании денег или о законах, позволяющих “вешать бедняков голодных”, но поэма в основном — не об этом. Она — о том, что вальс, пришедший из Германии и ставший модным в Англии, в отличие от всех прежних великосветских танцев, предоставляет немалые возможности для физической близости: по Байрону, вальс — это не столько танец как таковой, сколько эмблема сексуальности общества. Может быть, именно из-за “неприличности” этой темы советские издатели поэму “Вальс” недолюбливали.

Действительно, вальс поначалу вызвал в Англии не только восторг, но и серьезную оппозицию. Противники этого танца подняли шум, матери запрещали его танцевать своим дочкам, каждая бальная зала становилась полем битвы. Как пишет мемуарист, капитан Р. Х. Гроноу, лишь “когда русский царь Александр I, туго затянутый в мундир, украшенный множеством орденов, без стеснения (уже после выхода в свет поэмы Байрона. — Г. Б.) станцевал вальс в клубе “Альмак”, а лорд Пальмерстон закружил в вальсе госпожу Ливен”,II предубеждение против вальса испарилось, и он стал стандартным, общепринятым танцем.

О муза ног проворных, Терпсихора!

Ты приберешь к рукам и руки скоро.

О дева! (Нынче девы не в чести.)

Ты, что из непорочных девяти

Считалась наименее невинною,

Сияешь снова славою старинною;

Тебя бранили все, кому не лень,

Но вот настал твоей победы день.

Твой меч и щит — порхающие ножки

(Лишь юбочку приподними немножко),

И, если грудь достаточно нага,

Ты ею sаns armour 1 сразишь врага;

Пред штурмом устоишь почти всегда ты

И узаконишь Вальс, в грехе зачатый.

Виват, о нимфа! Кирасир младой —

Усач, живущий вальсом и войной, —

Все вечера готов самозабвенно

Отдать тебе — столь трогательной сцены

С тех пор не наблюдалось, как Орфей

Музыvкой услаждал своих зверей.

Вальс! Ты — штандарт, под коим гренадеры

Вступают в бой за модные манеры,

И в Хаунсло Уэлсли2 посрамлен:

Товьсь — целься — пли! Враг жив, но побежден.

Привет, о муза! Нынче все красавицы

Не нам, а лишь тебе желают нравиться.

Что умный Басби или храбрый Фиц3

Пред грацией прелестных танцовщиц?

Столь возбуждающую цель преследуя,

Поздравим Вальс и Дьявола с победою!

Имперский Вальс! Тебя прислал нам Рейн,

Где льется кровь студентов4 и рейнвейн.

Пусть импорт твой, по правилам таможен,

Нескоро будет пошлиной обложен!

Рейнвейн обогащает наш подвал,

Но ты нам радость жизни даровал.

Рейнвейн порой нам в голову бросается,

Тобой же наша кровь разгорячается:

Ты сладким ядом гонишь прочь усталость,

Нас подбивая на срамную шалость.

О немцы! Сколь обязаны мы вам,

Как несравненный Питт5 признался сам,

Когда еще вы не поддались Франции,

Оставив нам задолженности, танцы и

Ганноверов, внушающих восторг, —

Таких, как славный Третий наш Георг,

Которым, для всеобщего комфорта,

Зачат был будущий Георг Четвертый.6

Германия мильоны нам должна —

Но королеву нам дала она.

Германия! Ты с самого начала

Нам Брауншвейгов и невест вручала;7

За их вульгарность кто нам заплатил?

Кто герцогов нам прорву подарил,

Трех королей, а также королеву

И искрометный Вальс — для разогрева?

Мир ей — ее монархам и диетам

(Хоть Бонапарт их обуздал декретом)!8

Вернемся к теме: муза, разъясни,

Как Вальс в наш край пробрался в эти дни.

Рожденный на ветрах гиперборейских,

Из Гамбурга и из портов ганзейских

Он в снежный Гётеборг попал и в нем

Заснул. Но, встав от сна, проник потом

Он в Гельголанд — знать, тоже царство сонное.

Когда Москва, пока что не сожженная,

Могла депеши в Лондон посылать,

Вальс появился в ней в миру опять

И, возбужденный славой Австерлица

(С ней славе “Морнинг-Поста”9 не сравниться),

Влез к нам и закрепил свою судьбу,

Затмив собою пьесы Коцебу,10

Мелодии десятка композиторов,

И вклады вюртембергских инвеститоров,

И Мейнера четырехтомный труд

О женщинах, и весом в добрый пуд

Том Бранка, книги Христиана Гейне:

Так Вальс укоренился чародейно.

И с этим грузом Вальс очаровательный

На цыпочках, походкой зажигательной

Радушных наших берегов достиг

И нашим девам полюбился вмиг.

Ни сдержанный Давид,11 что танцем сольным

Дал повод восклицаниям довольным,

Ни дон Кихот, танцующий болеvро —

По мненью Санчо, резвое не в меру, —

Ни Саломея, что в беспутстве бала

Чужую голову оттанцевала,

Ни Клеопатра, женщина веселая,

Что на галере тенцевала голая,

С тобою не сравнятся, Вальс лихой,

Под молодой британскою луной.

О вы, мужья, с десяток лет женатые,

Чье так морщинисто чело помятое;

И вы, мужья, женатые лишь год,

Чье гладкое чело пока несет

Ростки морщин, еще вам предстоящих,

А грудь — созвездье орденов блестящих;

И вы, мамаши, знающие, как

Брак сына отравить, а дочки брак

Повыгодней устроить; вы, о дети,

За коих папы часто не в ответе;

Холостяки, которые хотят

Житейских бурь иль ветреных услад,

А коль влекомы к узам Гименея,

С чужой невестой пляшут — иль своею, —

Всех вас чужак прелестный обаял,

И нынче Вальс украсил каждый бал.

О милый Вальс! Склонились пред тобою

И джига, и фанданго огневое,

Шотландский рил, виргинская кадриль:12

Где правит Вальс, их надо сдать в утиль.

Лишь Вальсу руки надобны и ноги:

Но коль для ног законы очень строги,

То руки там лежат, где с древних лет

Их не было. Ой, уберите свет!

Мне кажется, слепящие шандалы

Чрезмерно освещают нашу залу.

Сам Вальс шепнул: “Не нужно нам огней:

Ведь эти па во тьме всего верней...”

Но музыка внезапно прерывается,

И Вальс подолом музы накрывается.

Вам, вояжёры, всякий край знаком,

И о любом написан пухлый том.

Скажите: разве поступь ригодона,

Ромайка, или страстная чакона,

Или каирский танец живота

Сравнятся с Вальсом? Он ли им чета?

Его следов достойных отпечатки

Видны от мыса Горн аж до Камчатки,

И каждый путешественник у нас

О Вальсе написал хотя б абзац.

О тени дев времен Георга Третьего,

Что юного могли еще терпеть его,

Воскресните, живите вновь сейчас,

Пусть ваши внучки воплощают вас.

Вернитесь призраками в наши залы

И будьте вновь живыми, как бывало;

Не нужно вам ни пудры, ни румян,

Чтоб, обморочив, нас ввести в обман

И вам придать (хотя бы для приличия)

Игривость серн и женское обличие.

Когда партнершу кавалер ласкает,

Она, знать, и сама от страсти тает

И нюхательных спиртов и солей,

Где правит Вальс, совсем не нужно ей.

О Вальс! Хотя в своем краю родном

Для Вертера ты был почти Содом —

Для Вертера, влюбленного и страстного,

Но нежного и дамам не опасного, —

Хотя Жанлис, с мадам де Сталь борясь,13

Вальс танцевать навеки зареклась,

Но мода свой закон везде диктует,

И Вальс прелестный все подряд танцуют —

От гордой королевы до пажа,

Всем им тела и головы кружа.

И даже хамоватый оборванец

Танцует непроизносимый танец,

И даже сам я славлю, всем под стать,

Вальс, хоть его ни с чем не срифмовать.

Добавлено (15 Март 10, 11:11)
---------------------------------------------
В удачный миг Вальс начал свой дебют;

И с новым танцем появилось тут

Внезапно, как по щучьему велению,

Всё новое, по нашему хотению:

И новые монеты — вместо тех,

Что потеряли ценность, как на грех;

И свод законов новых, нынче модных,

О том, чтоб вешать бедняков голодных;14

И новое величие побед,

Хотя от прежних был один лишь вред

И после них нам стало очень видно,

Что тем, кто выжил, мертвые завидны;

И новые любовницы у тех,

Кто жаждет при дворе мирских утех:

Всё ново, ново — кроме плутней старых,

Творимых во дворцовых кулуарах, —

Но на виду всё — новое сполна:

Мундиры, фраки, ленты, ордена;

Ступают гордо новые герои

И парами танцуют — не толпою.

Что скажешь, Муза? Что это такое?

Так новый Вальс, как царственный орел,

К нам в царствованье новое пришел.

И вместе с ним всё новое упрочено:

Нет больше фижм, а юбки укорочены,

Не нужно пудры — ей конец настал.

Вперед, хозяйка! Начинаем бал:

Уже как будто нервничают гости.

Вот важный чин — граф Кент иль герцог Глостер —

Свою выводит даму, и она

Вся раскраснелась — или смущена.

Рука партнера может очень лихо

Украдкой проскользнуть под вырез лифа,

Иль беспрепятственно погладить талию,

Иль... помолчим мы скромно... и так далее.

А дама может ручкою своею

Партнеру сжать плечо и даже шею.

О, как они изысканно скользят

Лицом к лицу, встречая взглядом взгляд!

Хоть ноги их порою отдыхают,

Но рук от тел никто не отрывает.

Танцует каждый, точно манекен:

Барон Икс-Игрек и графиня N.

Танцуют титулованные гости

(Их имена смотрите в “Морнинг-Посте”

Иль, чрез полгода, в записях дебатов

Коллегии гражданских адвокатов),

К себе друг друга ласково прижав:

Таков уж, видно, бала вольный нрав.

Глядишь, какой-то скромный турок спросит:

“Что это прижиманье им приносит?”

О честный мой мирза! Ты прав, ты прав:

Да, кое-что приносит этот нрав;

Грудь, что публично отдана партнеру,

В уединенье может сдаться скоро.

О вы, что наших бабушек любили:

Фицпатрик,15 Шеридан достойный, или

Мой суверен, которому отдам

На откуп весь пленительный Бедлам;16

Ты, фея, посещавшая гостиную,

Где Сатане сдалась за ночь единую, —

Скажите, вас в расцвете юных дней

Хоть раз не искушал ли Асмодей?

Знать, он внушил вам новые идеи,

Как повернуть пленительнее шею,

Зажечь огонь в сияющих глазах,

Румянец жаркий вызвать на щеках

И грудь свою наполнить вожделением —

Кто совладает с этим искушением?

О вы, что никогда не размышляли

О том, какой должна быть суть морали, —

Вы, что мечтаньям сладким не измените, —

Не дешево ли вы красавиц цените?

Разгорячась под ласковой рукою

На талии иль ниже (где — я скрою),

Каким восторгом в деве разлита

Нескромного пожатья теплота!

В горенье страсти дева очень хочет

Пожать ту руку, что ее щекочет,

Взглянуть в глаза, которые горят

Ответом на ее горящий взгляд,

Приблизить губы к тем губам, к которым

Она уже давно тянулась взором.

И коль ее ты любишь, будь смелей

И, как она к тебе, приникни к ней.

Рассудок в ней угас, и угасает

Всё, что тебе отдаться ей мешает.

Прелестный Вальс! Тебе ль хулу терпеть?

Ведь цель моих стихов — тебя воспеть.

О Терпсихора! Ведь на каждом бале

Моя жена танцует Вальс — а дале

И наши дочки будут танцевать.

А сын мой (стоп! да что тут выяснять?

Чай, наше древо генеалогическое

В нем воспитает резвость байроническую) —

И пустит корни Вальс в семье моей

И средь потомков всех его друзей.

I М. С. Кургинян. Джордж Байрон. М., 1958, с. 49.

II R. H. Gronow. Recollections. London, 1860, p. 32—33.

1 Без вооружения, без доспехов (фр.).

2 Хаунсло — пригород Лондона, где было много аристократических дворцов, в которых часто устраивались балы. Уэлсли — Артур Уэлсли (1769—1852), впоследствии (с 1814 г.) герцог Веллингтон, английский полководец, победитель войск Наполеона в Пиренейской кампании и позднее (в 1815 г.) при Ватерлоо.

3 Басби — доктор Ричард Басби (1606—1695), видный ученый, специалист по античной филологии. Фиц — в истории Англии (и Ирландии) байроновского и добайроновского периода есть много политических и военных деятелей, чьи фамилии начинаются приставкой “Фиц”, которую ирландские аристократы ставили перед фамилиями своих незаконных сыновей (Фицджералд, Фицгиббон, Фицджеймс, Фицрой и т. д.); кого из них имеет в виду Байрон, неясно.

4 Где льется кровь студентов... — намек на традиционные немецкие студенческие дуэли.

5 Питт — Уильям Питт-младший (1759—1806), премьер-министр Великобритании в 1781—1801 и 1804—1806 гг., один из создателей англо-германской коалиции против Франции.

6 Третий наш Георг... Георг Четвертый — английские короли Георг III (1738—1820) и будущий Георг IV (1762—1830). Германское королевство Ганновер до 1837 г. находилось в личной унии с Великобританией.

7 Нам Брауншвейгов и невест вручала... — принц-регент, позднее король Георг IV, был женат на немецкой принцессе Каролине Брауншвейгской.

8 Хоть Бонапарт их обуздал декретом... — разгромив Пруссию в 1806 г., Наполеон Бонапарт существенно ограничил власть прусского кайзера.

9 “Морнинг-Пост” — популярная английская газета тех лет.

10 Затмив собою пьесы Коцебу... — здесь и далее упоминаются авторы, популярные в Англии тех лет: немецкий драматург Август Фридрих Фердинанд фон Коцебу (1761—1819), немецкий философ и социолог Иоганн Вернер Мейнер (1728—1789), французский специалист по античной литературе Ришар-Франсуа-Филипп Бранк (1729—1803) и немецкий специалист по античной литературе Христиан Готтлоб Гейне (1729—1812).

11 Давид — царь Израильско-Иудейского государства в XI веке до н.э. Его танец, как танец дон Кихота — выдумка Байрона.

12 Джига, фанданго, рил, кадриль — и далее ригодон, ромайка, чакона, танец живота — танцы разных народов.

13 Хотя Жанлис, с мадам де Сталь борясь... — имеются в виду модные французские писательницы Жанлис (Мадлен Фелисите Дюкре де Сент-Обен, 1746—1830) и Анна Луиза Жермена де Сталь (1766—1817).

14 О том, чтоб вешать бедняков голодных... — имеется в виду принятый британским парламентом в 1812 г. закон о смертной казни рабочим за разрушение станков.

15 Фицпатрик — по-видимому, лейтенант Натаниэл Фицпатрик (даты жизни неизв.), известный ловелас, судимый в 1778 г. военным судом за то, что, зная о своей венерической болезни, заразил ею женщину.

16 Бедлам — лондонская больница для умалишенных (искажение названия “Bethlehem Royal Hospital” — “Вифлеемская королевская больница”); намек на то, что король Георг III в последние годы жизни страдал умопомешательством.

Перевод с английского, вступительная заметка и примечания Георгия Бена

Мы цветы срывали, нам цветы цвели,
Разные дороги к счастью нас вели.
Нам светили звезды, Солнце и Луна,
Все для нас погасло, всюду тишина.

Мы цветы сорвали, больше нет цветов,
Звезды утонули в бездне облаков.

Разными путями к смерти мы пришли,
Счастия искали, счастья не нашли.

(Когда-то существовал такой жанр - ритмодекламация. Например В.Ребиков написал замечательные произведения на стихи Бальмонта. Услышал здесь: мп3 А.Шелудякова, правда не везде согласен с интонациями исполнителя и их всего 5:
22. Белый лебедь
23. Из-за дальних морей
24. Мы цветы срывали
25. Вдали от земли
26. О, миг пленительный)

В мою торжественную ночь
Вслед за последней чашкой кофе
Клубком запутавшихся нот
Войдёшь не ты – войдёт Прокофьев,

Мой старый друг, мой добрый врач,
Худой, насмешливый, очкатый,
Честнейший, неспособный врать…
Сменив уколы пиццикато

Тупизмом параллельных квинт,
Исхлещет розгами глиссандо,
Затем арпеджио лавин
Обрушит сотню беспощадно,

Синкопой пнёт исподтишка,
Затянет в эллипсисов сети,
Где в бормотанье ручейка
Вопьётся резкий скрежет септим,

И вздрогнет сбитый с толку пульс,
Запутанный полиритмией,
И рухнет на пол нотный пульт,
И всё перевернётся в мире…

Тебе же нет здесь места! Прочь!
Не смей являться на глаза мне!
Моя торжественная ночь
Стоит у входа с лунной саблей.

В тексте идёт речь о финале
Прокофьев Соната№6

Николаю Семеновичу Голованову 1

Я помню ясный день, то день святой был Пасхи.
Дыханьем солнечным весенней, теплой ласки
Был воздух свежий, чистый напоен.
Гремел по всей Москве церковный звон.

Холодные, жестокие сердца смягчая,
И свет, и радость в души всех людей вливая,
Торжественно-победно он вещал:
Христос Воскрес! Из гроба мертвых встал!

И в этот светлый день Христова Воскресенья
Огнями весь сиял наш древний храм Успенья.
Молился там святителей собор,
И с ним сливался сладкогласный хор.

И пред открытым алтарем, как перед Богом,
Молился весь народ, склонясь в молчаньи строгом.
И чувствовал, что он не одинок,
Что с ним всегда его Воскресший Бог.

Но вот: три отрока в блистании одежды
Воспели песнь любви, и веры, и надежды.
От них один отличен был во всем:
И голосом, и пения огнем.

Казалось, Господа он зрел душою чистой,
И сладостен его был голос серебристый,
И чудилось — молитвы те неслись
К Престолу Божьему, на небо, ввысь.

«Вонми, — он пел, —
вонми, Создатель, пламенной молитве
И помоги нам всем в житейской страшной битве.
О, воскресни, обрадуй нас людей.
Нам тяжело под бременем скорбей».

И видел я тогда духовными очами,
Что ясно над челом его сверкал огнями,
Как яркая звезда, — призванья луч
Из-за житейских горьких, мрачных туч.

И в нем я не ошибся. Проходили годы.
В работе и трудах, терпя порой невзгоды,
Блестящим он талантом возрастал
И музыкой Европу восхищал.

Хотя пред гением его склонялись главы,
Не возгордился духом. В блеске шумной славы
Он сохранил всю веру детских лет,
И не считаясь с тем, что скажет свет.

Во всякой смене убегающих мгновений
Все помнит он напевы древних песнопений
И ранней юности своих друзей,
Стараясь снять с них бремя их скорбей.

Давно когда-то с ним сливался я в молитве,
И вот теперь в житейской грозной битве
Он, помня дни родного далека,
Не позабыл больного старика.

И с благодарностью за помощь и участье
Молю я Господа, да даст ему Он счастье,
Чтобы не пал в борьбе со злой судьбой
Своею верой огражден святой.

1 февраля 1930 года

1 Николай Семенович Голованов (| 28 августа 1953) — известный композитор, дирижер и пианист, постоянный аккомпаниатор А. В. Неждановой; до 1917 г. — помощник регента Московского Синодального хора, с 1914 г. -дирижер Большого театра. В течение всей свой жизни, включая годы гоне¬ний на веру, Николай Семенович сохранял верность православным устоям, в которых был воспитан. Бескомпромиссность и независимость от офици¬альных установок создавали значительные трудности в его деятельности в годы советской власти (его трижды увольняли из Большого театра). Н. С. Голованов знал митрополита Трифона с того времени, когда учил¬ся в Синодальном училище и участвовал певчим в торжественных служ¬бах в Успенском соборе Московского Кремля.
В архиве композитора хранится письмо митрополита Трифона, датиро¬ванное 18 февраля 1930 г. В нем святитель пишет: «Время от времени я по¬лучаю от Вас очень полезные для меня подарки. Сердечно и глубоко благо¬дарен Вам. Желая, чтобы Вы хоть что-нибудь имели От меня на память, прошу Вас принять благосклонно мой скромный стихотворный дар. Он лишен литературных достоинств, и его единственное качество — искрен¬ность» (ГЦММК им. М. И. Глинки, ф. 468, ед. хр. 4392, л. 22 об.; цит. по готовящейся к изданию статье канд. искусствоведения О. И. Захаровой «Н. С. Голованов: устои творчества и жизни»). При этом прилагалось поме¬щаемое ниже стихотворение (оно опубликовано в кн.: Русская духовная музыка в документах и материалах: в 4 т. / сост. С. Г. Зверева, А. А. Наумов, М. П. Рахманова. М., 1998. Т. 1: Синодальный хор и училище церковного пения. С. 560-561). За год до своей смерти Н. С. Голованов написал песно¬пение с посвящением «Святителю Трифону», которое явилось как бы отве¬том композитора на это стихотворение.

Уж много лет мое буравит темя
и капает на раскаленный мозг
одна лишь мысль - найти бы только тему,
лишь только в теме весь вопрос.

Доминантсептаккорд разрешается в тонику,
Разрешается в тонику доминантсептаккорд.

Я стою перед вами весь изящный и тоненький,
весь изящный и тоненький перед вами стою.
Доминантсептаккорд разрешается в тонику,
разрешается в тонику - я на этом стою,

я встаю, одеваюсь, хватаюсь за выступы,
весь изящный и выспренний я с постели встаю,
я листаю гармонию, я гармонию лИстаю,
листаЮ я гармонию, листаЮ, листаЮ.

Полистаю ли Листа я по лесам все по лиственным,
под листом то под лиственным Листа я листаЮ,
устаю ли я, выстою среди жизненных выстрелов?
я от жизненных выстрелов устаю, устаю...

Я стою перед вами весь изящный и тоненький,
весь изящный и тоненький как безмолвный укор...
Доминантсептаккорд разрешается в тонику.
Разрешается в тонику доминантсептаккорд.

Какой-то звук щемящий - между строк,
Откуда был он вызван тишиною?
Бессмертна жизнь! А музыка - порог
Бессмертия! И мой сурок со мною...

Ю.Мориц

Добавлено (21 Декабрь 10, 08:28)
---------------------------------------------
*Сурок (фр. Marmotte) - классическая песня Людвига ван Бетховена (1805) на стихи Гёте (часть его пьесы «Ярмарка в Плундерсвейлере», 1773), используемая во многих курсах обучения музыке.
Исполняется от имени савояра, зарабатывающего в Германии песнями с дрессированным сурком.

О двери отеля с двумя деревцами
Зелеными в кадках
С двумя деревцами что никогда не цветут
Плоды мои где вы Где корни пустил я
О двери отеля перед которыми ангел маячит
Раздавая проспекты
Никогда о добродетели так горячо не радели
Прошу вас сдайте мне навсегда
Комнату сдающуюся на одну неделю

Бородатый ангел вы на самом деле
Просто лирический поэт
Желающий все узнать о Париже
И знаете вы о его мостовых
Что есть на них линии по которым ходить почти
преступленье
И мечтаете вы
Отправиться в Гарш и там провести воскресенье

Немного душно и ваши длинные волосы мягки
как вата
О маленький милый поэт чересчур белокурый
и чуть-чуть глуповатый
И глаза ваши словно два шара воздушных
плывущих куда-то
Два шара что в небе прозрачном летят
Наугад

Перевод М. Кудинова

ВВ.Маяковский
Кое-что по поводу дирижёра

В ресторане было от электричества рыжО.
Кресла облиты в дамскую мякоть.
Когда обиженный выбежал дирижер,
приказал музыкантам плакать.

И сразу тому, который в бороду
толстую семгу вкусно нес,
труба — изловчившись — в сытую морду
ударила горстью медных слез.

Еще не успел он, между икотами,
выпихнуть крик в золотую челюсть,
его избитые тромбонами и фаготами
смяли и скакали через.

Когда последний не дополз до двери,
умер щекою в соусе,
приказав музыкантам выть по-зверьи —
дирижер обезумел вовсе!

В самые зубы туше опоенной
втиснул трубу, как медный калач,
дул и слушал — раздутым удвоенный,
мечется в брюхе плач.

Когда наутро, от злобы не евший,
хозяин принес расчет,
дирижер на люстре уже посиневший
висел и синел еще.

1915

Осип Мандельштам
Валькирия

Летают валькирии, поют смычки.
Громоздкая опера к концу идёт.
С тяжёлыми шубами гайдуки
На мраморных лестницах ждут господ.

Уж занавес наглухо упасть готов;
Ещё рукоплещет в райке глупец,
Извозчики пляшут вокруг костров.
Карету такого-то! Разъезд. Конец.
1914

Хуан Руис
Из "Книги благой любви" (XIV век)

Без музыки не обойтись, если праздник в разгаре:
Визгливость прощал добрый люд мавританской гитаре,
Пузатая лютня подыгрывала с нею в паре,
Была и гитара латинская тоже в ударе.

Скрипучий рабель выводил высочайшие ноты,
Иные любители в них находили красоты;
Там слышался звук виуэлы, там пение роты,
Они с широтою свои рассыпали щедроты.

Там малая пела псалтирь, арфа с ней в унисон,
Их звучным бряцанием поддерживал псалтерион;
Они задавали веселью изысканный тон,
А пряность всему придавал бубенцов перезвон.

Любовно приникнув к послушной виоле, смычок
Звучанье извлечь из неё разнородное мог:
То весел был голос её, то печален и строг,
То словно гремел водопад, то журчал ручеёк.

Гармониум вдруг разыгрался на старости лет,
У них с тамбурином составился дружный дуэт;
Ии если один заводил величавый мотет,
Другой превращал песнопенье в игривый куплет.

Трубили рожки, и рога, и длиннющие трубы,
У тех голоса были звонки, у тех были грубы,
Но люду ликующему были все любы;
Трещётки и бубны восторг вызывали сугубый.

Свистели цевницы — сдружившиеся камышинки,
Пищалки и дудки, сработанные по старинке,
Раздутые от самомненья гудели волынки;
Хуглары заполнили пустоши, площади, рынки.

Встречальные шествия вдоль по дорогам пылят;
Весь клир здесь представлен, и высший, и низший разряд;
И служки, и благословляющий паству прелат;
Участвует в шествии даже бордонский аббат…
Перевод Михаила Донского

Вредные советы пианистам и музыкантам!

Проиграв три раза быстро,
спотыкаясь в каждом такте,
не спешите отработать очень трудные места!
сядьте криво,свесив ноги,
взять жувачку не забудьте,
(только жуйте осторожно,чтоб её не проглотить)!

Интонировать не стоит-
это надо педагогам!.
сами пусть себе играют
на уроке 20 раз!..

На динамику, что в нотах
обвели вам на уроке
не теряйте даром время-
прозвучит она и так!!

Будьте индивидуальны:
если piano - врежьте forte!
и штрихи все поменяйте,
надоели ведь за век!

А вот в фугах, кроме темы,
есть ещё и подголоски,
тему слушать вам не стоит
и без вас её все знают!
а вот эти подголоски
постарайтесь со всей силы,
очень громко на три forte
продолбить,чтоб все узнали!
-музыка в них тоже есть!

Лучше на сплошной педали,
глядя сбоку в телевизор,
помечтать о том, как в зале
вы блеснёте на концерте..
как вам будут долго хлопать,
и на бис сыграть попросят,
и комиссия повторно
не поленится прийти!

"Выступленье состоялось" -
зав.отделом вас поздравит,
даст директор педагогу
восемнадцатый разряд!
вас - на мраморную доску
поместят, увековечат,
и напишут крупным шрифтом:
ТАК НИКТО НЕ ИСПОЛНЯЛ!

Только их можно и в раздел смешного.

Борис Слуцкий
Музшкола имени Бетховена в Харькове

Меня оттуда выгнали за проф,
Так называемую, непригодность.
И все-таки не пожалею строф
И личную не пощажу я гордость,
Чтоб этот домик маленький воспеть,
Где мне пришлось терпеть и претерпеть.
Я был бездарен, весел и умён,
И потому я знал, что я - бездарен.
О, сколько бранных прозвищ и имён
Я выслушал: ты глуп, неблагодарен,
Тебе на ухо наступил медведь.
Поёшь? Тебе в чашобе бы реветь.
Ты никогда не будешь понимать
Не то что чижик-пыжик - даже гаммы!
Я отчислялся - до прихода мамы,
Но приходила и вмешивалась мать.
Она меня за шиворот хватала
И в школу шла, размахивая мной.
И объясняла нашему кварталу:
Да, он ленивый, да, он озорной,
Но он способный: поглядите руки,
Какие пальцы: дециму берет.
Ты будешь пианистом: - Марш вперёд!
И я маршировал вперёд. На муки.
Я не давался музыке. Я знал,
Что музыка моя - совсем другая.
А рядом, мне совсем не помогая,
Скрипели скрипки и хирел хорал.
Так я мужал в музшколе той вечерней,
Одолевал упорства рубежи,
Сопротивляясь музыке учебной
И повинуясь музыке души.

Про Моцарта - Давид Самойлов

Моцарт в легком опьяненье
Шел домой.
Было дивное волненье,
День шальной.

И глядел веселым оком
На людей
Композитор Моцарт Вольфганг
Амадей.

Вкруг него был листьев липы
Легкий звон.
"Тара-тара, тили-тики,-
Думал он.-

Да! Компания, напитки,
Суета.
Но зато дуэт для скрипки
И альта!

Пусть берут его искусство
Задарма.
Сколько требуется чувства
И ума!

Композитор Моцарт Вольфганг,
Он горазд,-
Сколько требуется, столько
И отдаст...

Ox, и будет Амадею
Дома влет.
И на целую неделю -
Черный лед.

Ни словечка, ни улыбки.
Немота.
Но зато дуэт для скрипки
И альта!

Да! Расплачиваться надо
На миру
За веселье и отраду
На пиру,

За вино и за ошибки -
Дочиста!
Но зато дуэт для скрипки
И альта!

Добавлено (22 Декабрь 10, 01:06)
---------------------------------------------
Шуберт Франц не сочиняет -
Как поется, так поет.
Он себя не подчиняет,
Он себя не продает.

Не кричит о нем газета,
И молчит о нем печать.
Жалко Шуберту, что это
Тоже может огорчать.

Знает Франц, что он кургузый
И развязности лишен,
И, наверно, рядом с музой
Он немножечко смешон.

Жаль, что дорог каждый талер,
Жаль, что дома неуют.
Впрочем - это все детали,
Жаль, что песен не поют!..

Но печали неуместны!
И тоска не для него!..
Был бы голос! Ну а песни
Запоются! Ничего!

Хочется мирного мира
И счастливого счастья,
Чтобы ничто не томило,
Чтобы грустилось не часто.

Давид Самойлов

РУССКАЯ ПЕВИЦА

Когда ты нежностью своей
Лелеяла мое томленье
И слушал я душой моей
Твое пленительное пенье, -
О! как всё то, чем жизнь цвела,
Чем юность бурная мила,
В груди кипело и теснилось!
Но вдруг мечтанье изменилось, -
И ты в мир тайный увлекла
Дум пылких рой непостижимый -
В чудесный мир, душою зримый.
Я в неге счастья, я в слезах,
Мое упорно сердце бьется
И, сжатое земным, несется
Дышать любовью в небесах.

С какою ты волшебной силой
Играешь пламенной душой,
Когда любви напев унылый
Пленяет сладкою тоской!
Как может быть прекрасней море
В тревоге мрачных синих волн, -
Так наша жизнь звучнее в горе;
Хотя кружится бедный челн, -
Пловец смеется над грозою,
Ведом мелькающей звездою;
Печаль росит душевный цвет,
Не будь ее - надежды нет!

Но томное любви роптанье
Уже не слышно; голос твой
Пылает, льет очарованье
Напевом радости живой.
Он веет светлыми мечтами,
Подругами веселых дней,
И обольстительными снами
Невольно милых нам страстей;
И веет тайной дум высоких,
И упоеньем чувств младых,
И прелестью певиц далеких,
И песнями долин родных;
Он дивной, зыбкою стрелою
Летит сквозь радужный эфир,
Небесною блестит красою.
В нем жизнь сердец - в нем целый мир.

16 февраля 1836