=нынешнее поветрие выставлять Караяна каким-то "идиотиком" мягко говоря= Нет, конечно. Законченным "идиотиком" он не был. А вот законченным эгоистом - это да! И делягой. Он приглашал на записи тех, кто был в это время очень популярен, а всё остальное в расчёт не бралось.
Я полагал, что это доктрина Вагнера, что в опере (драме) певцы лишь равноправные участники оркестра. Но в Германии никогда не было культа пения, в то время как в Италии этот вид искусства был одним из краеугольных камней национальной гордости и самосознания. Я потому и написал выше, что Пуччини закрыл эту славную страницу, причём с треском, если так можно сказать. Что касается этой ТУРАНДОТ, то она лишний раз доказывает, что Караян все более и более коснел в собственном величии. Про его понимание в области пения хорошо высказались несколько великих певцов, в том числе Николай Михайлович Гедда: nulla! Раннее безголосие Яновиц, Томов-Синтов - это "заслуга" Караяна. И яркие примеры того, как он разбирался в пении.
Константин! Если исходить из принципа, что в опере главное - дирижёр, и всё остальное неважно, то тогда Ваше утверждение стоит рассматривать. Я как раз считаю наоборот.
Я не стал упоминать, что финал писал не Пуччини. Все это знают, надеюсь. А то, что эволюция - так тут я не могу согласиться. Триптих - это скучная "говорильня" заместо пения: СКИККИ (пения там у героя вообще-то и нет, по сути), "Сестра Анжелика" опера малопопулярная, если не сказать больше, ни одного франгмента Вы не услышите в концертах; "Плащ" - самая симпатичная штука, потому из ТРИПТИХА самая "забойная", но не шедевр всё равно. ЛАСТОЧКА - тоже не шедевр, несмотря на симпатичных пару кусков из неё. Далеко не"феличита" и ДЕВУШКА С ЗАПАДА. Да, и там и здесь есть интересные находки в гармонии; да, всё более разнообразный оркестр - поиски композитора продолжаются, но мелодическая ущербность налицо, пение как вид искусства всё более отодвигается на второй план, уступая речитации и скандированию. В этом отношении ТУРАНДОТ как бы и выше предыдущих опусов, но Пуччини в своём творчестве нёс элементы, разрушавшие пение, как вид искусства: его смерть подытожила историю певческого искусства Италии.
Одна из самых, в общем, спорных вещей у Пуччини. Да, знаменитая, да часто звучащая. Но - неоконченная, финал вообще слаб. В общем - "не айс"! Опера для главной героини написана так кроваво, что редко кто за неё брался: требовались голоса со стенобитным верхом, при этом выносливыми голосами. А кроме сопраны, все время вопящей на крайних верхних нотах (безумная тесситура!), ещё требовался соответствующей этой сопране тенор: с пробивным ярким верхом, могущий составить достойную конкуренцию безумной Турандот и в сцене загадок, и в финале (пусть и неинтересном) хотя бы в отношении динамики. Как известно, умный Джильи отказался от этой партии, предоставив "право первой ночи" Мигелю Флета. Имена исполнительниц Турандот (достойных, разумеется), уместится если не на пальцах одной руки: Чинья, Нильсон, Кабалье, Димитрова, то пары рук хватит с избытком. Да и Калафами дирижёры тоже были не избалованы. Доминго - хороший певец, но с "коротким" верхом, далёким как от звучности, так и от яркости, легкости звучания в верхнем регистре. То есть "Калафил" он по причине отсутствия конкуренции. А прелестное когда-то лирическое сопрано Риччарелли вообще годилось лишь (в своё время!) на партию Лиу (Лю), а в эти годы не годилось уже ни на что, по большей части... Слышал её чуть позже: развалины графского замка... У Караяна качество его оперных записей ухудшалось прогрессивно росту его годов. У меня их предостаточно, хоть живых, хоть студийных. Увы!...
А я по-разному на них смотрю. Всё же очень разные голоса, и как музыканты тоже разные... Голос Сокилавы вверху был собранный, яркий. А у Анджапаридзе голос был редькой: чем выше, тем тоньше и меньше. Зато середина и низ шире. Андгуладзе к ним очень индивидуально подошёл...
Караян в последние свои годы записал несколько опер, которые одна слабее другой. Это запись особенно ярко демонстрирует непонимание Караяном типажей голосов и вообще непонимания их специфики. УжОс!!!
Нэпман! Не фантазируйте!! Как мог его ПЕРЕУЧИВАТЬ Рахманинов? Чему переучивать? Шаляпина петь научил Усатов. Кантилена, регистровые переходы, кантабиле - всё у него было замечательное. Не научил его Усатов колоратуре и стаккато, поэтому всякого рода мелизмы он выпевал, если прислушаться, "как бы в образе". Ну, в Куплетах о золотом тельце, он "бе-бе-бекает" на слове "священный", "Вселенной" и так далее. То же и в Серенаде Мефистофеля. Нечто похожее и в арии Родольфо. Если не брать это во внимание, то переучивать его было просто незачем. Другое дело, что Рахманинов пытался его научить гармонии и теории музыки. Ну, пытался... Сколь преуспел - столь и преуспел. Я, во всяком случае, не знаю. Что же касается подхода к материалу, то он ещё задолго до встречи с Рахманиновым страстно увлекался драматическим театром, дружил с Дальским, большим актёром (и пьяницей, увы). Вот оттуда у него и пошло всё...
Да ещё в 1899 на сцене Большого с грандиозным успехом спел Мефистофеля в ФАУСТЕ. Теляковский: "Шаляпин певец не Большого и не Мариинского театра, а певец — мировой... Я страшно рад— я чувствую гения, а не баса" Чуть позже, в 1901 - бойтовский Мефисто в ЛА СКАЛА. А Бориса спел где-то ещё у Мамонтова, кажется. Точно сейчас не вспомню. В 1901 уже пел, кажется, в Большом.
к 6. лЮТЧше неё или не лЮТЧше - это вопрос глупый и напоминает мне "детский лепет на лужайке". Была Вишневская - выдающаяся Лиза. Жива ещё Милашкина - несравненная Лиза всех времён и народов. Но вы-то их фамилии не знаете... Безграмотный "профессиСТОНАЛ"
Шаляпин и Рахманинов уважали друг-друга. Но Шаляпин всегда имел своё мнение во всём. Тем более, что Рахманинов с Шаляпиным практически не работали совместно в спектаклях. Шаляпин всегда предпочитал дирижёров-середнячков, просто профессионалов. Шаляпин мало кому верил, мало чьё мнение было ему интересно в искусстве. Это был человек, совершенный в чём-то, как всякий самородок. Влияние было, скорее, взаимное. Рахманинов не остался в Большом, как не старалась дирекция, проработав всего два сезона, дирижируя только русскими операми. Ему было скучно и неинтересно работать в таком громоздком организме, как театр, тем более - придворный, по сути. Да и пришёл он в Большой, когда имя Шаляпина уже гремело в музыкальной Москве, когда он уже спел Бориса Годунова и т.д.