За нацию приятно. Всегда приятно вспомнить что Россия - родина великих композиторов. Но что говорил Скрябин про Прокофева, Прокофьев про Рахманинова и Стравинский про Шостаковича лучше не вспоминать А тут всего лишь интервью, человек с вами пообщался, можно спорить с чем то, но от этого авторитет Булеза не уменьшится
Что касается Стравинского то Булез сам признаётся, "Я всегда говорю, что только идиоты никогда не меняют своего мнения. Но здесь я - полный идиот." (Ему хватает самокритичности, в отличие от некоторых). И только не говорите, что неоклассический Стравинский лучше до-неоклассического. У меня тоже при прослушивании большинства вещей среднего и последнего периода возникает ощущение искусственности. И про замкнутость русских в чём то Булез прав, вспомните Прокофьева. В одном интервью он также рассуждает о ностальгии, о том, на Западе " ему угрожает опасность погибнуть от академизма", о том, как он страдает без своей земли, своей музыки, т.д - оттого и вернулся в СССР. А то, что в конце - обычный комплимент, попытка сгладить шероховатости разговора
вот, ещё в связи с Кармен вспомнил 5ю симфонию Шостаковича - такое впечатление, что Бизе ко всем известным нашим симфониям руку приложил
Пятая симфония. О которой говорили, что Шостакович наконец исправился: после «Леди Макбет» он написал произведение, в котором образ нового человека, новой личности. Он и сам говорил, в частности, что это автобиографическое произведение, это он о себе, о перестройке сознания, о становлении нового человека, – и все были страшно счастливы. При этом он говорил очень точно, но так, чтобы те, кто хотел говорить неправду, поняли его, как им удобно. А теперь выяснилось, что это произведение действительно автобиографическое, но к социализму и формированию нового человека оно имеет достаточно непрямое отношение. Это симфония о любви. Шостакович в то время был увлечен некой женщиной. Он писал ей письма, она не отвечала, не говорила ни да ни нет – знаете, бывает такая игра. В конце концов он сделал решительный шаг и порвал эти отношения. И Пятая симфония, которая была написана вскоре после их разрыва, построена на темах оперы «Кармен». Но темы эти так замаскированы, так переосмыслены, так тонко взяты, что заметить это удалось только много десятков лет спустя. Первым это сделал Лео Абрамович Мазель, который написал, что одна из тем первой части очень похожа на мотив Хабанеры «Кармен» (от слов «Любовь! Любовь!»). Ну а позднее стало ясно, что симфония связана не только с Хабанерой, но и со множеством других мелодий из этой оперы. Например, во второй части, в скерцо, появляется цитата из Песенки Кармен. . В финале Шостакович использовал тему своего романса «Возрождение» на стихи Пушкина («Художник-варвар кистью сонной/ Картину гения чернит/ И свой рисунок беззаконный/ Над ней бессмысленно чертит./ Но краски чуждые, с летами,/ Спадают ветхой чешуей;/ Созданье гения пред нами/ Выходит с прежней красотой...»).
В фильме о Щедрине, Плисецкая рассказывает о том, как она просила нескольких композиторов написать музыку для балета. К Щедрину она собственно обратилась после того, как безуспешно пыталась уговорить Хачатуряна и Шостоковича. И если отказ Хачатуряна звучал невнятно, то Шостакович объяснял нежелание взяться за работу так (со слов Плисецкой): "Лучше Бизе не напишешь. Боюсь Бизе!"
Я перенес свои университетские лекции на другой день и выехал в Париж. В назначенное время я прибыл в IRCAM, rue Stravinsky, расположенный в подземных помещениях рядом с центром Помпиду и напоминающий бункер из военных или фантастических фильмов. Здесь, по крайней мере, можно продолжать исследовать материю звука, укрывшись от напастей прошлого и нынешнего века - бомбардировок, в том числе атомных, и терроризма. Минус третий этаж, куда мне предложили спуститься на лифте, представлял собой коридор, напомнивший мне блаженной памяти тюрьму: в высоту сей коридор был разделен еще на два полуэтажа обходящим его по периметру металлическим балконом с перилами, к которому вели металлические же лестницы. Вдоль балкона по обоим полуэтажам тянулись камеры-отсеки, занятые молодыми людьми, - через стеклянные двери было и видно, и слышно, что исследуют они именно материю звука, извлекая из неведомых аппаратов неслыханные звучания. Учтивый юноша провел меня в самый дальний отсек – кабинет маэстро, который принял меня с подлинной теплотой, немедленно заставившей забыть долгую предысторию всё же состоявшегося свидания. Тема нашего разговора была ограничена восприятием Булезом русской музыки, шире - русской художественной культуры, и его отношениями с русскими композиторами. Ответ на свой вопрос, прямо, конечно, не заданный, я получил тоже в косвенной форме: к довоенному русскому музыкальному авангарду в давние времена маэстро приглядывался со своих собственных позиций, позднейший же авангард его уже не интересовал, и относится он к нему предвзято. Вскоре после встречи я послал Булезу письмо, в котором благодарил его за весьма интересный разговор. К письму я приложил оригинальный текст, а также французский перевод пьесы поэта-обэриута Введенского «Потец», пояснив, что пьеса кажется мне очень подходящей для «малой оперы», которую мастер собирался написать еще в шестидесятые годы, когда мы не встретились в Петербурге. Можно не сомневаться, что если бы швейцар пропустил нас тогда к Булезу, малая опера «Suaire», как недавно перевел безумное слово «потец» французский переводчик, была бы уже давно написана.
В Париже Булезом созданы Институт изучения современной музыки (собственно, музыкально-акустических исследований) – IRCAM, который располагает обширнейшей документацией, и где ведут экспериментальную работу молодые композиторы; другое его детище - концертный, музейный и просветительский комплекс «Cité de la musique». Сегодня Булез, отпраздновавший свое восьмидесятилетние, с энергией, не меньшей, что и в те давние годы, продолжает свою концертную, композиторскую и просветительскую деятельность и считается самой влиятельной фигурой в европейском музыкальном мире. Готовя книгу, я, конечно, очень хотел поговорить с Булезом. Я знал, например, что, ни Рождественский, ни Шнитке его не любили, а у Денисова с ним были собственные отношения. Меня интересовало, как могло случиться, что два крупнейших движения послевоенного музыкального авангарда, французского и русского, могли развиваться, почти не замечая друг друга? Я подошел к маэстро после концерта в Баден-Бадене, где он замечательно продирижировал Шестой симфонией Брукнера. По рецепту шаманских обращений к духам, которых обезоруживают ссылкой на прецедент («ты уже приходил, так приди еще раз»), я сослался на сорокалетней давности «встречу» (вернее было бы сказать - невстречу) после его концерта в Ленинграде и попросил его уделить мне немного времени для беседы. «Oh-la», сказал Булез, и предложил приехать к нему в IRCAM, rue Stravinsky (!), договорившись с секретарем о времени посещения. И тут неожиданно начала отчасти повторяться история с Европейской гостиницей (последняя, кстати, тем временем превратилась в Гранд-отель «Европа» - впрочем, когда мы пишем «кстати», это обычно означает «совсем некстати»). Секретарша была исключительно любезна, но маэстро всегда оказывался либо на гастролях, либо, в перерывах между ними, уезжал заняться творчеством в Баден-Баден, где никто не должен его беспокоить, а в IRCAM’е, по дороге с гастролей в Баден и обратно, появлялся всего на несколько часов, задолго до того расписанных. Спустя несколько месяцев я встретил его в Парижской Опере (в публике его присутствие было замечено и обсуждалось). Последовали шаманская ссылка уже не только на давний прецедент, но и на недавно данное обещание, «Oh-la» и то же предложение приехать в IRCAM, rue Stravinsky. Секретарша тем временем стала успешно пользоваться создавшимся прецедентом отпихивания. К «гастролям» и «Баден-Бадену» добавились такие мощные аргументы, как «запись» и «Америка», а какой-то момент, исчерпав запасы любезности, казавшиеся неисчерпаемыми, она (перепутав, видимо, Булеза с Питером Бруком - единственным, кто действительно сказал мне нечто подобное) явно от себя заявила, что маэстро уже дал так много интервью, что больше никогда никому их давать не будет. Тогда я обратиться к Булезу письменно, подкрепив шаманскую ссылку на прецедент - ссылками уже на два обещания, данные в Баден-Бадене и в Парижской Опере, а также на то, что книга задерживается печатанием только потому, что без нашего Разговора выйти она не может. Эпистолу, снабженную эпиграфом - музыкальной фразой на стих «le cadavre dans le panier» - я отослал в IRCAM. Спустя три дня позвонила секретарша, чудесным образом восстановившая запасы любезности, и сообщила, что маэстро будет рад меня принять в шесть часов вечера в следующий четверг.
Нет, я не нашёл имени автора, только ник, но это интервью он сам в интернете поместил Вот предисловие
«…только идиоты никогда не меняют своего мнения»
Разговор с Пьером Булезом (2005)
Мне было, наверное, лет четырнадцать, когда зять, муж моей сестры, принес переписанную у кого-то магнитную запись «Le martreau sans maître » («Молоток без мастера») - знаменитого сочинения Булеза для контральто и шести инструментов на тексты стихов поэта-сюрреалиста Рене Шáра; помню, как меня поразил низкий голос певицы, распевавшей стих «le cadavre dans le panier» (труп в корзине). Впоследствии, увлекшись поэзией обэриутов, я стал находить общие черты между их творчеством и духом этой вещи, как и другого сочинения Булеза «Pli selon pli» («Складка к складке») на тексты стихов, на этот раз, Малларме. Впоследствии, когда я писал статью о взаимоотношениях поэзии и поэта с властью, я специально возвращался к его сочинению того же времени «Poésie pour pouvoir» («Поэзия, чтобы владеть») на стихи Мишо для трех оркестровых групп, спиралевидно размещенных посреди публики, в сопровождении магнитной записи: по замыслу, «само произведение строится, как «распространяющаяся в пространстве звуковая спираль». Эти вещи меня глубоко восхищали – их можно приводить как пример того, как поэзия и музыка превращают хаос разорванного сознания в художественный космос. Однако к позднейшим сочинениям Булеза я ключа подобрать не мог, но высоко ценил и продолжаю ценить как дирижера, доведшего отточенность своих исполнений, кажется, до предела. Наиболее запомнившиеся мне исполнения - «Лунный Пьеро» Шёнберга и цикл симфоний Брукнера. Сорок лет назад я побывал в Петербурге на концерте Булеза, дирижировавшего оркестром Би-Би-Си (наскольку помню, он исполнил сюиту из «Петрушки» и «Жар-птицу» Стравинского). После концерта я вместе с дирижером Игорем Блажковым и несколькими его друзьями, молодыми украинскими композиторами-авангардистами, зашел к нему в артистическую. Булез пригласил нас прийти к нему в «Европейскую» гостиницу. Но это были времена апартеида, который осуществлялся весьма просто – швейцар, опытным взглядом оглядев наши пальтишки «эпохи Москвошвея», потребовал их оставить в крохотном гардеробе у лестницы, а гардеробщик, оценив нас не менее опытным взглядом, ответил, что «местов нет». В 1990 году Булез снова приехал в Россию, на этот раз с созданным им «Ensemble InterСontemporain», специализирующемся на современной музыке, но в тот момент я был заграницей.
Да, я вообще о камерном творчестве) Интересна история создания трио В 1879-1880 Дебюсси путешествовал с фон Мекк по Европе. С ними в компании были cкрипач Данильченко и виолончелист Пахульский, они частенько выступали вместе, в частности давали концерты в Риме играя русскую музыку, Бетховена и Шуберта . Вот даже фото имеется http://greatmuz.ru/100velikih/compositors/images/02_304.jpg Видимо это и побудило Дебюсси написать трио. Сочинение не было опубликовано, ноты утеряны и найдены только в середине 1980х среди рукописей Дебюсси Вот большая статья на allmusic http://www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=42:38999~T1
Вот тут всё камерное творчество http://intoclassics.net/news/2009-07-27-3474
Симфонии играет Jeremy Filsel, не знаю его место в органной иерархии (наверное есть исполнения получше, просто других ссылок не было под рукой). А Оливье Латри - штатный органист Собора Парижской Богоматери Пожалуйста!
Симпатично звучит, даже не скажешь, что камерная версия. Дебюсси в любом виде хорош
Изучал хронологический каталог его сочинений http://www.uquebec.ca/musique/catal/debussy/debccat.htm - удивительно трио написано в 17 лет, ещё у Мекк в Москве - но как свежо звучит
Меню сайта
Помощь тяжело больным детям. 
ПОГРУЖЕНИЕ В КЛАССИКУ. Здесь живет бесплатная классическая музыка в mp3 и других форматах.