Летом 1925 года на пути Прокофьева возникла знакомая фигура С.П.Дягилева. Антрепренёр чутко ощутил возникший в Париже спрос на русскую тематику, но на этот раз связанную с новой, Советской Россией - в мире дипломатическом, во влиятельных "салонах" интерес к "стране большевиков" рос день ото дня. Результатом оказался заказ Прокофьеву нового балета. Дягилев задумал будущее представление в стиле советского конструктивизма. 7 июня 1927 года состоялась премьера. Танцевали лучшие мастера дягилевской труппы, дирижировал Роже Дезормьер. В интервью, появившемся в русской газете "Возрождение", Дягилев так объяснил смысл своей неожиданной инициативы: "Я хотел изобразить современную Россию, которая живет, дышит, имеет собственную физиономию. Не мог же я ее представить в дореволюционном духе! Это постановка не большевистская, ни антибольшевистская, она вне пропаганды". И конечно, он чрезвычайно дорожил этой постановкой, тем более что название - "Стальной скок" придумал он сам. В Париже балет шел под названием "Pas d'acier". Предложенные автором музыки Сергеем Прокофьевым названия Дягилев отверг, хотя, как вспоминает постановщик Леонид Мясин, именно рассказы Прокофьева, вернувшегося из России, воспламенили воображение Дягилева и направили в совершенно неожиданное русло: "Загоревшись видениями Прокофьева, Дягилев заказал Георгию Якулову конструкцию из двух платформ большого размера, с колесами и поршнями, и сказал нам, что хочет, чтобы это конструктивистское решение было неотъемлемой частью нашего произведения: Колеса и поршни на платформах двигались одновременно с чеканными движениями молодых рабочих, и большая ансамблевая группа, расположенная перед платформами, усиливала яркость изображаемой картины. В финальной части, по мере того как движения танцовщиков становились все более динамичными, колеса начинали вращаться, а рычаги и поршни начинали двигаться; одновременно, меняя цвет, зажигались и гасли лампочки, и занавес опускался под мощное крещендо оркестра". Дягилеву нужен был завод, и ему нужна была открытая патетика завода. В центре балета были поставлены два персонажа - рабочий и работница, точно сошедшие с плакатов "Окна РОСТа" тех лет - в производственной одежде и с огромными стилизованными молотами в руках. Герой балета - человек труда, олицетворявший собой новый миф, новый мир, новую Россию. Молотобоец пришел на смену сказочному Ивану-царевичу или богатырю из летописей и легенд. В моде была сила, уподобляющая человека машине. Псевдоним "Сталин", похвалы Прокофьеву "стальной трест", название балета и несгибаемость людей, строивших узкоколейку под Киевом ("Как закалялась сталь"), - явления одной природы. Сталь ценилась по обе стороны баррикад. Одни становились диктаторами, другие - заменяемыми винтиками в создаваемой теми огромной стальной машине. Прокофьев с его железной дисциплиной, привычкой к труду, безупречной композиторской техникой, по природе рациональный и аполитичный делает вывод: "Новый режим прибавил слова, но не музыку". Тем не менее обращаясь к сочинению "Скока", он резко повернул от хроматической усложнённости к строгой диатонике, поискам современного русского тематизма. В музыке балета господствует дивертисментно-сюитный принцип: одинадцать завершённых танцев сменяют друг друга в контрастном чередовании, представляя различные группы персонажей. Сюжетное развитие, в сущности отсутствует: шесть эпизодов первой картины, рисующей бытовые сценки 1920 года - поезд с мешочниками, комиссары, ирисники и папиросники, оратор (один из первых образов Ленина в классической музыке), сменяются коротким антрактом и четырьмя сценами второй - индустриальной картины с движение машин, станков и уханьем паровых молотов. Два последних номера - Фабрика и Молоты предвосхищают сочинения советских конструктивистов - Мосолова, Дешёвова, Животова. Дягилев считал, что после постановки "Свадебки" Стравинского (в 1923 году) - это самое значительное событие в его антрепризе. Жан Кокто и Стравинский плевались, а критики, отдавая должное музыке Прокофьева, посчитали балет с элементами воспевания советской индустриализации заигрыванием с новым режимом. Дягилев подвергся обструкции за эти "коммунистические" тенденции, как это уже было в мае 1917 года, когда в заключительной сцене "Жар-птицы" появился развевающийся красный флаг, хотя ни Дягилев, ни Якулов, ни Мясин не интересовались политической стороной "Стального скока".

 

Мясин и Данилова, артисты "Ballet Russes" в "Стальном скоке"
http://s59.radikal.ru/i165/1009/39/95f111873fe3.jpg 
http://s45.radikal.ru/i108/1009/72/6e6a210f96cd.jpg
http://i080.radikal.ru/1009/41/87faa17bc166.jpg
http://s47.radikal.ru/i117/1009/36/3d4ecf2d0f3d.jpg 
http://i077.radikal.ru/1009/cf/b3fa89dec7a8.jpg

Постановка балета Прокофьева, безусловно, была бы осуществлена и в СССР, если бы не ожесточенное противодействие, которое оказали "Стальному скоку" представители РАПМа. 14 ноября 1929 года на прослушивании балета они в буквальном смысле устроили обструкцию. О той, по сути кликушеской атмосфере, которая царила на прослушивании, убедительно свидетельствуют  напечатанная в «Пролетарском музыканте» (орган РАПМа) статья Д. Гачева «О «Стальном скоке» и директорском наскоке»: Состоялась беседа С. Прокофьева с работниками театра, после которой он отвечал на заданные вопросы. На пустые обывательского рода вопросы Прокофьев отвечал весьма охотно, любезно и галантно, например: «Какой был матрос? О, матрос был очарователен! С серьгой, весь в татуировке, одна нога в валенке». Попутно сообщались подробности заграничной жизни балерины Павловой и размеры гонорара Шаляпина. На вопросы же рабочих и присутствовавших членов РАПМа, касавшиеся содержания балета, Прокофьев отвечал раздраженно, грубо (совсем в духе своей музыки), а иногда даже совершенно не отвечал. Между тем, в вопросах этих не было ничего вызывающего и они привычны всякому советскому, даже не попутническому писателю. ...Никто из дирекции не призвал хотя бы деликатно Прокофьева к порядку, не прекратил издевательства, хотя бы над теми же героями нашей революции, матросами и т. д. Наоборот, атмосфера крайнего подхалимства и лести по отношению к Прокофьеву не покидала представителей дирекции, а наши вопросы были встречены недружелюбно и враждебно. Нужно отдать должное Прокофьеву, воспринявшему эту историю с большим самообладанием и достоинством. Но Мейерхольд даже через год после этого события все еще не мог прийти в состояние равновесия. Он писал 1 сентября 1930 года уже новому директору Большого театра Е. Малиновской: «...пролетарские музыканты пытались опорочить это замечательное произведение, а надо мной просто издевались. Надо же было дойти до такого идиотизма: пролетарские музыканты искали в моих замыслах к «Стальному скоку» «правый уклон», прикрываемый тогой левых фраз»

Идею Русской увертюры Прокофьев вынашивал весной и летом 1936 года, в письме из Поленова прося выслать записи народных песен. В конце октября увертюра была исполнена в Москве на торжественном открытии филармонического сезона. В основе этой красочной жанровой пьесы - сопоставление двух стихий русской народной музыки - жизненно-радостного пляса и раздольной лирической песни. Темы близки народным образцам, а две плясовые мелодии в главной партии рондо-сонатной композиции непосредственно заимствованы из фольклора

В 1945 году Прокофьев создал монументальную звуковую фреску, стремясь украсить праздник Победы поэтическим славлением - "Оду на окончание войны" для симфонического оркестра, соч. 105. Ода построена в виде симфонической поэмы из трёх разделов - торжественного вступления, развёрнутой средней части приподнято-энергичного склада и ослепительного по звучности заключения. Две важнейшие темы Оды заимствованы из девятой части Кантаты к 20-летию Октября. Особый характер звучности Оды, её сурово-торжественный колорит связнаны с необычным соcтавом оркестра: с усиленными группами духовых и ударных, четырьмя роялями, восемнадцатью арфами, удвоенным количеством контрабасов, но без скрипок, альтов и виолончелей. Ода впервые прозвучала в ноябре 1945 года (ГАСО СССР, дирижёр С.Самосуд) и по требованию публики была повторена. В дальнейшем, к сожалению, сочинение подверглось необоснованной критике и выпало из концертного репертуара

Летом 1947 года в связи с приближающимся 30-летием Октября Прокофьев работал над сочинением, посвящённым этой дате, и к осени закончил кантату "Расцветай, могучий край". Кантата впервые была исполнена 12 ноября 1947 года в Москве, дирижировал Н.Аносов. Темы произведения, особенно мелодия оркестрового вступления, полны лирического очарования. Их восторженно светлый тон близок некоторым образам "Здравицы"

Сергей Прокофьев (1891-1953)
http://s41.radikal.ru/i094/1009/ed/c037ae06898d.jpg

СТАЛЬНОЙ СКОК, балет в двух картинах, соч. 41 (1925) (30:04)
Картина 1
1. Явление участников (2:31)
2. Поезд с мешочниками (2:34)
3. Комиссары (1:57)
4. Ирисники и папиросники (2:09)
5. Оратор (2:31)
6. Матрос в браслете и работница (3:18)
Картина 2
7. Перестройка декораций (3:05)
8. Обращение матроса в рабочего (1:57)
9. Фабрика (3:09)
10. Молоты (3:25)
11. Заключительная сцена (3:26)

РУССКАЯ УВЕРТЮРА, соч. 72 (1936) (13:41)

ОДА НА ОКОНЧАНИЕ ВОЙНЫ, для симфонического оркестра, соч. 105 (1945) (12:52)

РАСЦВЕТАЙ, МОГУЧИЙ КРАЙ. Кантата к ХХХ-летию Октября, соч. 114 (1947) (8:11)

Государственный симфонический оркестр Министерства культуры СССР
Дирижер Геннадий Рождественский
1990, 1984
Государственный камерный хор Министерства культуры СССР
Художественный руководитель Валерий Полянский
1986

ape+cue / CD / обложки / 319мб

https://cloud.mail.ru/public/377f168492e8/Prokofiev_-_Steel%20Step.rar