"Филадельфийский оркестр - это интереснейший ансамбль, который объединяет не только артистов подлинно высокой квалификации, но и больших художников своего дела. Вряд ли какой-либо оркестр мира может сравниться с ним по красоте звучания, гибкости, слитности ансамбля, обилию разнообразных нюансов и красок. Очень трудно себе представить, что кто-либо другой мог более подходить как дирижер для этого оркестра, чем Юджин Орманди. Это музыкант огромного диапазона, тончайший интерпретатор. Он обладает редким сочетанием великолепных качеств музыканта", писал Ойстрах в 1955 году. Орманди обладал очень хорошей памятью и быстро запоминал все сочинения непосредственно по партитуре. Обычно при дирижировании он не пользовался ни палочкой, ни нотами. Звучание оркестра под его управлением отличалось чувственностью и точностью исполнения, и вскоре в среде музыкантов появилось такое понятие, как «Филадельфийский звук». Гастроли Орманди и Филадельфийского оркестра в Советском союзе в 1958м сделались событием музыкальной жизни. Большой зал консерватории в Москве с трудом сдерживал на концертах филадельфийцев цунами нахлынувшей публики. Казалось, здесь было столько же слушателей с билетами, сколько и безбилетников, всякими правдами и неправдами проникавшими а зал. Орманди исполнил 28 и 29 мая 5ю симфонию Прокофьева и его же забытый Пятый фортепианный концерт. Солировал Святослав Рихтер

Журнал "TIME" писал в июне 1958 года: "Сорокачетырехлетний Святослав Рихтер, давно ставший легендой во всем мире, в то же время остается самым загадочным в мире пианистом. Те немногие, кому довелось побывать на его концерте, утверждают, что он – один из величайших пианистов современности. Но в отличие от своих прославленных соотечественников – таких как пианист Эмиль Гилельс и скрипач Давид Ойстрах, Рихтер не состоит в Коммунистической партии, и ему никогда не позволяли выезжать на Запад. На прошедшей неделе Запад приехал к Рихтеру. Совместно с Филадельфийским симфоническим оркестром, Рихтер исполнил виртуозно-сардонический Пятый концерт Сергея Прокофьева. Несмотря на то, что оркестр впервые играл это сочинение, и у Рихтера был всего час на репетицию с музыкантами, оркестр и солист установили поразительный контакт друг с другом, что было немедленно отмечено публикой. «Между нами происходил постоянный обмен электричеством», - сказал дирижер Юджин Орманди после выступления. Сарказм текста Прокофьева в исполнении Рихтера обрел весь калейдоскоп оттенков, при этом он не поддался искушению пустить слезу в лирических местах или «отбарабанить» его стремительную кульминацию. «Он щелкнул этот концерт как орешек, - с восхищением говорил концертмейстер Филадельфийского оркестра Джекоб Крахмальник, - будто это ему ничего не стоило".

Признание Рихтера в качестве уникального интепретатора творчества Прокофьева началось с его блистательного исполнения шестой сонаты в октябре 1940 года, исполнения смелого, темпераментного, беспредельно свободного. Восхищённый игрой пианиста Прокофьев весело обратился к нему с предложением: "Может быть, молодой музыкант сыграет мой Пятый концерт, который провалился и не имеет нигде успеха?! Так, может быть, он сыграет и концерт понравится?!". В пятом концерте Рихтер с огромной силой исполнительской выразительности противопоставляет эпизоды светлой лирики жесткому токкатному динамизму. Так, побочная партия первой части, "гавотная" тема второй, своеобразно "колыбельная" тема четвертой и начало финала "успешно" противостоят общему духу первой части и токкате третьей. В результате значительно уравновешивается чрезмерная резкость многих эпизодов музыки концерта, он воспринимается в целом более гармонично. Новое прочтение Рихтером пятого концерта Прокофьева в сезоне 1957/58 года совместно с Филадельфийским оркестром под управлением Ю. Орманди заставило несколько иначе взглянуть на это произведение, которое порой слишком бездумно отбрасывается к парижскому модернизму. Вот когда вспоминаются слова пламенного артиста Изаи: "Артист-интерпретатор вдыхает жизнь в исполняемую музыку!" Стремление полностью "оторвать" творчество Прокофьева от всего предыдущего развития русской музыки - основная ошибка трактовки первых исполнителей его произведений. Они усматривали в них лишь элементы "антиромантизма", издевки над всем эмоциональным, презрения ко всему открыто-человечному, психологическому. Великой гуманистичности музыкальных образов, выраженной подчас несколько завуалированно, они не замечали.

Пятую симфонию сам Прокофьев считал одним из лучших своих произведений (он, конечно, был прав в этой оценке). Пятая симфония - сочинение гармоничное, ее партитура представляет собой совершенство пропорций. Пропорций чувств, эмоций, пропорций форм как между частями, так и внутри их, пропорций оркестрового баланса и тембров оркестра. В ее музыке эпический лиризм, насыщенный значимостью авторского высказывания, глубокой мудростью большого мастера, гармонично соединяется с озорным юмором, которым буквально искрится вторая часть симфонии. Острый трагизм, словно пронзающий слушателя в кульминации медленной, третьей части симфонии, сменяется беззаботной праздничностью улыбающегося финала, завершающегося фейерверком взлетающей кодой. В Пятой симфонии Прокофьев суммирует, обобщает в форме музыкальной саги пережитые нашим народом страшные военные годы, повествует о тяжелейшем пройденном пути, приведшем через страдания и лишения к долгожданной победе. Премьера Пятой симфонии состоялась в Москве, в Большом зале консерватории 13 января 1945 года, за четыре месяца до окончания Великой Отечественной войны. Дирижировал автор. Когда он встал за дирижерский пульт раздался гром артиллерийского салюта, возвещающего очередную победу Советской Армии при форсировании Вислы. Присутствовавший в этот вечер в зале Святослав Рихтер вспоминал: "Он ждал, и, пока пушки не умолкли, он не начинал дирижировать. Что-то было в этом очень значительное, символическое. Пришел какой-то общий для всех рубеж...и для Прокофьева тоже. Пятая симфония передает его полную внутреннюю зрелость и его взгляд назад. Он оглядывается с высоты на свою жизнь и на все, что было. В этом есть что-то олимпийское...В Пятой симфонии он встает во всю величину своего гения. Вместе с тем, там — время и история, война, патриотизм, победа..."

Следущую, Шестую симфонию сам Прокофьев охарактеризовал так: «Первая часть беспокойного характера, местами лирического, местами сурового; вторая часть — Ларго — более светлое и певучее; финал — быстрый, мажорный, приближающийся по характеру к моей Пятой симфонии, если бы не суровые отзвуки первой части». В 6й симфонии впечатляют низкие органно-густые металлические звучности, поддерживаемые фортепиано и ударными, чередования чистых тембров (как дуэт гобоев в свирельной теме) со сложнейшими жирными наслоениями оркестровых групп. Иногда Прокофьев намеренно нарушает привычное звучание голосов, поручая инструментам играть в несвойственных им регистрах, отчего возникают необычные эффекты (эффект "задыхающихся" валторн, английский рожок, играющий выше гобоя, скрипки, сочетающиеся с тубой). Слушателя подстерегают и другие сложности, не раз возникающие в этой напряжённой симфонической трагедии: своеобразные инструментальные декламации, напоминающие оперные кантилены, свобода полифонических наложений и диалогов, политональность, неожиданное отклонение в далёкие строи, иногда жёсткость звучания. Уже в начальных звуках 1й части рождается образ нечеловеческой ярости, злого натиска, но всё это сглаживается красотой мелодий - Прокофьеву чужд экспрессионизм Шостаковича, ему скоре ближе патетика 6й Чайковского, поэтому не случайно его мелодии наполнены русским протяжным лиризмом. Такова главная меланхоличная тема и вторая, напоминающая печальный наигрыш свирели. Также спокойно-распевны, исполнены зрелой мудрости "равнинные" темы второй части. Средний раздел Ларго - нежная серенада, наполнен восторженной просветлённостью. И всё же тревожные отзвуки только что закончившейся войны не раз врываются в музыкальное действо, то оглушительно-грозными, как гул битвы оркестровыми тутти, то ударыми литавр, то патетикой траурного шествия, то грустным напевом русского причета. "Сейчас мы радуемся достигнутой победе, - писал Прокофьев, - но у каждого из нас есть незалеченные раны, все мы что-то потеряли. Об этом не следует забывать". Финал оставляет двойственное впечатление: шаловливо-резвящаяся гайдновская тема, завершается победными "залпами" литавр и фанфарами, побочная тема напоминает уличные танцы из "Ромео", но уже в разработке светлая окраска начальных тем вытесняется тревожными звучностями - праздничное плясовое действо резко нарушается в драматической коде. "Я не хотел, чтоб финал воспринимался как весёлый придаток к предыдущим частям. Заключительные тревожные реминисценции зовут к действию, напоминая о непокорённых силах смерти и разрушения..."

Седьмая симфония - "прощальная” симфония Прокофьева. Она была последним, полностью завершенным произведением композитора и последней в его жизни премьерой. Симфония, первоначально задуманная как симфония для детей, своей лирикой и светом утверждает красоту, чистоту, естественность музыки как высшую ценность, несущую в себе идею бессмертия. Главная партия 1й части – одна из самых ярких лирико-эпических тем Прокофьева, приближающихся к повествовательным мелодиям в характере дум, сказаний. Выразительность и сила воздействия этой сдержанной, немного скорбной, предельно простой темы является одной их художественных загадок, которую пытаются решить все, кто исследует эту музыку. Однако своеобразие темы еще нельзя считать до конца раскрытым. Частично оно может быть объяснимо богатством жанровых истоков, которые тема в себе содержит. В ее отдельных интонациях можно уловить связи с русской лирической песенностью, с классицистским тематизмом, но с типично прокофьевской интонацией. Изложение темы сменяется контрастом – вступает несколько извилистая, как бы "вползающая” мелодия кларета, не лишенная черт затаенной тревоги. Заключительная тема отличается от предыдущих камерностью изложения, большей изысканностью. Многие исследователи справедливо отмечают в ней сказочный колорит. Равномерная ритмическая пульсация и повторы в мелодической линии создают в заключительной партии ощущение особого ритмического биения, как бы передающего отсчет времени. Лирика и скерцозность соединяются во II части симфонии, написанной в жанре вальса. В роли медленной III части Седьмой симфонии выступает сжатое интермеццо в котором преобладают настроения задумчивой сосредоточенности, серьезности человека, углубившегося в свои мысли. Кстати, основная тема III части перенесена Прокофьевым из музыки к спектаклю "Евгений Онегин”, где она связывалась с образом Татьяны. Финал Седьмой симфонии, насыщенный острыми контрастами жанрово-танцевальных образов и пронизанный энергией и динамикой стремительного движения, напоминает "Классическую” Первую симфонию самого Прокофьева. И в самом конце вновь слышится отсчет неумолимого времени, но на этот раз затихающего в хрупких звучаниях. Орманди на представленной записи исполняет альтернативный вариант финала - с быстрым окончанием

Симфония № 5, си-бемоль мажор, соч.100 (1944)
1. Andante (13:38)
2. Allegro marcato (8:07)
3. Adagio (13:12)
4. Allegro giocoso (9:24)
Концерт № 5 для ф-но с оркестром, соч.55 (1932)
1. Allegro con brio (5:07)
2. Moderato ben accentuato (3:54)
3. Toccata. Allegro con fuoco (1:52)
4. Larghetto (6:06)
5. Vivo (5:10)

Святослав Рихтер, фортепиано
Филадельфийский симфонический оркестр
Юджин Орманди, дирижер
28-29 мая 1958 года, Большой зал Московской консерватории

http://files.mail.ru/06N5KX 
flac-потреково / 290мб + обложки

Симфония № 6 ми-бемоль минор, соч.111 (1947)
1. Allegro moderato (13:07)
2. Largo (16:09)
3. Vivace (11:38)
Симфония № 7, до-диез минор, соч.131 (1952)
1. Moderato (8:59)
2. Allegretto — Allegro (7:39)
3. Andante espressivo (5:26)
4. Vivace - Moderato marcato (8:29)

 

http://files.mail.ru/V4CE1H 
flac-потреково / 270мб + обложки

Александр Невский, кантата, op.78 (1938)
(На английском языке)
http://i021.radikal.ru/1104/57/6a8dd7f48c1e.jpg

1. Русь под игом монгольским (2:45)
2. Песня об Александре Невском (2:49)
3. Крестоносцы во Пскове (6:21)
4. Вставайте, люди русские! (2:12)
5. Ледовое побоище (11:55)
6. Мёртовое поле (6:03)
7. Вьезд Александра во Псков (4:14)

 

http://files.mail.ru/U4DO8R 
flac-потреково / 165мб + обложки

Симфония № 1 ре мажор "Классическая", соч.25 (1917)
I. Allegro (3:56)
II. Larghetto (3:21)
III. Гавот (1:40)
IV. Finale (4:06)
Любовь к трём апельсинам, симфоническая сюита, ор. 33 bis (1934)
I. Чудаки (3:19)
II. Маг Челий и Фата Моргана играют в карты (Сцена в аду) (3:46)
III. Mарш (1:52)
IV. Скерцо (1:35)
V. Принц и принцесса (3:40)
VI. Полёт (2:17)

 

http://files.mail.ru/5PQMVX 
mp3-192,256