Норман Лебрехт о Караяне. - Страница 13 - intoclassics.net - форум
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
intoclassics.net - форум » Музыка » Разговоры о музыке » Норман Лебрехт о Караяне.
Норман Лебрехт о Караяне.
AmvrosiyДата: Понедельник, 23 Сентября 13, 23:04 | Сообщение # 181
Группа: Проверенные
Сообщений: 520
Статус: Offline
Цитата
А для меня она не вредна. Я не стану нацистом и членом преступной организации СС (в отличие от Караяна).
Ну и прекрасно. Изливая желчь на Караяна , вы удовлетворены? Сочинение Лебрехта я приравниваю к бульварному чтиву в стиле Донцовой. И мне без разницы кем вы меня считаете. В интернете много форумов где идет обсуждение как личности так и наследия Караяна. Изливайте желчь там и ищите  либителей лизнуть там. А с хамами  я общаться не хочу. Я бы сказал у кого вы лижете, но промолчу. За сим  с вами разговор окончен раз и навсегда. Больше не пишите в мой адрес и  не используйте мои цитаты.
 
little_listenerДата: Вторник, 24 Сентября 13, 16:33 | Сообщение # 182
Группа: Проверенные
Сообщений: 474
Статус: Offline
Решил-таки послушать этого вашего Клайбера. Почти все ссылки дохлые, в том числе не самые старые. И это не показатель?

(прошу прощения за ворчливый тон)


Сообщение отредактировал little_listener - Вторник, 24 Сентября 13, 17:51
 
AmvrosiyДата: Вторник, 24 Сентября 13, 17:31 | Сообщение # 183
Группа: Проверенные
Сообщений: 520
Статус: Offline
Трудно назвать другую книгу, так или иначе связанную с классической музыкой, где была бы столь высока плотность грязи и злобы на единицу бумажной площади. Понятно, что именно данное обстоятельство и сделало бестселлером эту бомбу, разорвавшуюся на западном рынке уже почти десять лет назад. Однако благодаря упоминанию в ней большого количества важных лиц и связанных с ними неприятных цифр и фактов, со многими из которых, вероятно, трудно спорить, она была смиренно воспринята музыкальной общественностью в качестве справедливой и всесторонней критики. Основной гнев автор, авторитетный британский журналист Норманн Лебрехт, обрушивает на современное состояние музыкальных дел. Для описания этой апокалиптической картины он не жалеет красок: оркестры расформировываются, посещаемость падает, рынок дисков перенасыщен, одних только Пятых симфоний Бетховена — штук восемьдесят, музыкальный бизнес как никакой другой погряз в коррупции и — страшно сказать — преступном сексе, звезды не имеют времени для тщательной работы, а их агенты не имеют времени для незвезд, рядовые музыканты беднеют, а гонорары элиты превышают даже гонорары спортсменов. «Можно ли представить себе, что солист и артист оркестра будут «вместе делать музыку», если один из них озабочен тем, как укрыть свои доходы от налогов, а другой — как купить новые струны?» — язвительно вопрошает Лебрехт. Низшей точкой падения оказываются пресловутые «Три тенора» — это козырная карта Лебрехта, не случайно она встречается уже во втором абзаце основного повествования. Здесь уже в полную мощь утверждается интонация «доколе» — главная интонация книги. Смешно, что не пренебрегая в своем труде достижениями самой что ни на есть желтой прессы и теми же броскими рекламными средствами, против которых он сам выступает, автор на самом деле хочет только самого хорошего и призывает к высоким и чистым идеалам, которые, по его мнению, в последнее время напрочь растеряло искусство классической музыки.

Впрочем, из довольно обширной исторической части его грандиозного журналистского расследования не очень понятно, было ли вообще что терять. Выясняется, что и раньше, если вглядеться в историю музыки бдительным оком Лебрехта, тоже кто-то кое-где у нас порой вел себя не вполне хорошо. Гендель, к примеру, играл на бирже и деньги ценил не меньше, чем музыку. Лист не был бы Листом без своего секретаря и пиарщика Гаэтано Беллони, разработавшего систему раскрутки звезд, которой затем воспользовались и Адольф Гитлер, и четверка «Биттлз». Антон Рубинштейн продался американской рояльной фирме «Стейнвей» и до изнеможения рекламировал своей игрой их продукцию. Ну и так далее. Автор тщится поймать неуловимую субстанцию чистого искусства, которое, как назло, перестает быть чистым, только лишь чует запах славы. А без славы, автор и сам это понимает, искусству тоже как-то грустно. Любимый отрицательный герой Лебрехта — маэстро Караян, с его нацистским прошлым и 500-миллионным состоянием, выросшим из денег наивных налогоплательщиков. Ему посвящены самые вдохновенные страницы: «Отличительной чертой его постановок стала монументальность. Он предпочитал статичную хореографию и мрачное освещение. Все глаза должны быть прикованы к дирижеру, бессмертному лидеру. Своими размерами и динамикой караяновский зал (имеется в виду зал в Зальцбурге, построенный по желанию маэстро. — Е. Б.) утверждал безусловный авторитаризм; он воскрешал в памяти берлинские министерства Альберта Шпеера и железнодорожные вокзалы Бенито Муссолини. Это здание вызывает скорее потрясение, чем ощущение праздника. Оставь радость всяк сюда входящий». Это — поэзия. А вот и проза: «Искусно раздувший собственную репутацию Караян стал символом власти и славы классической музыки. Его оркестр был великолепен, его фестиваль невероятен — основой этого восхождения на вершины стала патентованная формула обирания общества. Караян больше, чем любой другой деятель, подорвал честность музыкального бизнеса и нарушил хруп-кое равновесие музыкальной экономики.

Оплата исполнителей теперь определялась не их кассовым потенциалом, а тем, что думал по этому поводу дирижер, не гнушавшийся запускать руку в государственный или корпоративный карман».

Однако, как ни беспощаден автор к некоторым музыкантам, основные его жертвы — все же не они. Пафос книги — антименеджерский. Именно в фигуре музыкального менеджера, будь то концертный агент, нотный издатель или хозяин звукозаписывающей фирмы, Лебрехт видит главного врага, убийцу классической музыки. И весь монументальный том, включающий в себя аппетитнейшее приложение с сенсационными вещественными доказательствами (например, «Музыканты, получающие миллион долларов в год» или «Некоторые тщательно скрываемые, но достоверно установленные концертные гонорары»), по сути дела, представляет собой большое уголовное дело, заведенное скопом сразу на всю профессию. Страшно подумать, что бы случилось, выйди Лебрехт за пределы музыкального гетто и столкнись, скажем, с фигурой проюсера в кино или куратора в современной выставочной жизни.

Добавлено (24 Сентября 13, 17:27)
---------------------------------------------
История относительно недавно родившейся профессии музыкального менеджера и портреты ее отдельных представителей — от того самого секретаря Ференца Листа до нынешнего интенданта Парижской оперы — нарисованы броскими журналистскими красками, благодаря которым практически все выглядят редкостными уродами и паразитами, в лучшем случае циниками и авантюристами. Их заслуги перед историей музыки не являются для Лебрехта индульгенцией. Джеймс Генри Мейпл-сон — человек, впервые представивший в Лондоне вагнеровское «Кольцо нибелунга», умер нищим, его похороны организовывали два театральных сторожа. «Этот попрошайка, скряга и сноб добивался своих целей благодаря хладнокровию, умению сохранять присутствие духа и томному обаянию игрока», — безо всяких сантиментов подытоживает его жизнь Лебрехт. Рудольф Бинг, легендарный оперный администратор, без которого сложно представить первые фестивали в Глайндборне и Эдинбурге, а также послевоенный взлет Метрополитен-опера, получил от Лебрехта по полной программе за то, что власть директора тот поставил выше власти примадонны (Бинг уволил из Мет Марию Каллас): «За внешней услужливостью этого беженца с постным лицом и угодливыми манерами портного при дворе Габсбургов, не расстававшегося с котелком чиновника Уайт-холла, скрывался беспощадный инстинкт самоутверждения». Впрочем, к ядовитому перу Лебрехта быстро привыкаешь. К чему совсем невозможно привыкнуть — это к той легкости, с которой автор в своей погоне за легитимностью и всеобщим музыкальным равенством жонглирует совершенно разновеликими обвинениями, подчас самого комического свойства. «Три тенора» обвиняются в том что они «Три тенора» и рядом знаменитый дирижер — в том, что сбежал с собственной мачехой. В результате те крупицы суровой правды, которые действительно есть в его работе, обесцениваются от близости со всевозможными жареными деталями, собственно к искусству прямого отношения не имеющими. Автор знает слишком много фактов и историй и просто не может удержаться, чтобы всех их не рассказать. Что совсем уж обескураживает — иногда он даже приводит диалоги действующих лиц, якобы произнесенные ими десятки лет назад. В результате журналистское расследование больше напоминает сборник анекдотов, который, в сущности, можно читать с любого места. Описывая, кто кому сколько заплатил, кто кого подсидел, и намекая, что в курсе того, кто с кем переспал, автор просто-напросто упирается в констатацию того неприятного, но банального факта, что музыканты и их окружение — это в основном люди, а не небожители. А вечные вопросы так и остаются без ответов. Умна публика или глупа? Можно ее обдурить или нет? Боится ли она быть обдуренной или, напротив, к этому страстно стремится?

Возможно, основная тональность этой книги, недавно переведенной на русский язык, так режет слух потому, что российская ситуация не слишком располагает к подобым обвинениям. У нас многие десятилетия никаких импресарио не было, их заменяли гораздо более унылые структуры, на фоне которых светлой памяти Сергей Дягилев (он, естественно, занимает достойное место в книге Лебрехта, хотя и не такое позорное, как многие другие — к русским вообще чувствуется более снисходительное отношение) с его богемными привычками, дурным характером и неразборчивой сексуальной жизнью был неофициальным национальным героем. В нашей сегодняшней жизни любое шевеление в области музыкального продюсирование пока вызывает сплошное умиление, а если какой-нибудь директор полунищей областной филармонии гордо провозгласит, что XXI век — это век менеджера, то хочется его за это расцеловать.

Другое дело, если что-либо подобное провозгласит не директор филармонии, а совершенно не имеющий отношения к ней человек. Раньше менеджер, каким бы подлым он ни был, все-таки происходил из стана музыкантов. Вот портрет этого уютного симпатяги: «Характер и функции европейского концертного агента сформировались еще до Первой мировой войны... Типичный концертный агент был любителем музыки... общительным и любезным. Этот торговец человеческими слабостями жил за счет пикантных сплетен, прекрасно зная, что музыканты больше всего на свете любят слушать о грешках себе подобных». Но за последние пятьдесят лет картина резко изменилась. Музыканты и те, кто заказывает музыку, все чаще оказываются представителями совершенно разных миров. И эта ситуация в последнее время, с приходом больших денег и так называемого проектного продюсирования, стала знакома не только им, но и нам.

Чем выше статус гастролера и билетные цены, тем больше вероятность получить пресс-релиз, в котором, например, будет указан некий композитор Массенет (помню, как-то раз именно так устроители одного громкого московского проекта перевели с французского фамилию Массне]. Из соучастника музыкального события менеджер превращается в отстраненного игрока биржи, из посредника между музыкантом и слушателем или, если угодно, свата — в сутенера.

Добавлено (24 Сентября 13, 17:28)
---------------------------------------------
В чем нельзя отказать Лебрехту, так это в удачном анализе этой острой и даже опасной темы. Корень зла он видит в несусветных гонорарах, которые получают отдельные представители музыкального мира, в то время как, в отличие от кино и спорта, классическая музыка не окупается. По мысли автора, она подсела на большие гонорары в шестидесятые (и Караян тому немало поспособствовал). Тогда были огромные государственные вливания в Европе и Фонд Форда в Америке. Любимица Караяна сопрано Катя Риччарелли могла заработать за один концерт столько, сколько Каллас в свое время зарабатывала за полгода. В восьмидесятые ситуация еще усугубилась, поскольку произошел взрыв спонсорских щедрот. Восьмидесятые Лебрехт называет «десятилетием алчности». Его исход — стартовавший в 1990 году проект «Три Тенора», который Лебрехт упорно причисляет к классической музыке, хотя проще бы было причислить к популярной и на этом позабыть. Впрочем, о чем нельзя позабыть, так это о записи Тройного концерта Бетховена с Баренбоймом, Перлманом, Йо-Йо Ма и Берлинским филармоническим оркестром под управлением Аббадо, на которую компания EMI потратила в 1995 году более полумиллиона немецких марок и которая стала самой дорогой записью инструментального концерта в истории человечества. Равно как и об историческом перемирии лондонских оркестров, сплоченных в 1993 году единым негодованием по поводу расценок скрипачки Анне-Софи Муттер. Ей было отказано в требуемом гонораре, пока та не снизила цену. Тем не менее сложно сомневаться в ее доходах, считает Лебрехт: «кошмарные сны о налогах, терзавшие Штефи Граф, точно так же могли бы мучить и Анне-Софи Муттер, если бы муж-юрист не вел ее дела со скурупулезной точностью».

Оборотная сторона этого обогащения, по мнению Лебрехта, — менеджер нового типа, ворочающий миллионами и не понимающий, чем одна нота отличается от другой. Он приводит очень показательную историю про оперную примадонну Кири Те Канаву, которая как-то посетовала на фальшивую ноту, спетой ею во время нобелевской церемонии. Ее собеседник, спортивный босс Марк Маккормак, а по совместительству — глава крупнейшего артистического агентства IMG, заключившего с ней контракт, — совершенно не понял проблемы. Зачем так расстраиваться, это же не теннис, где все видят пропущенные мячи!

Ненавистный и всемогущий Маккормак — и впрямь примечательный персонаж. Это второй после Караяна любимый отрицательный герой Лебрехта. Свое состояние этот человек сколотил на спорте и, заинтересовавшись в начале 1990-х музыкальным бизнесом, не встретил там практически никакого сопротивления. «Сообщество, построенное на деньгах, было беззащитно против больших денег», — комментирует Лебрехт. Маккормак мог перекупить любого артиста и устроить любое пышное представление. «В 1990 году доля „классического искусства" составила 4% от семисотмиллионного оборота IMG, обойдя автогонки и конный спорт. К тому времени, когда Маккормак завершил свои следующие проекты, музыка вышла на четвертое место по доходности, отстав только от гольфа, тенниса и командных видов спорта». Он признавал, что ничего не понимает в музыке, но объявлял: «Мы собираемся стать первыми в музыке. Мы ищем любую стратегию, которая поможет нам закрепиться на первой позиции... Один из его ведущих сотрудников вызвал смятение на встрече Британской ассоциации концертных агентов, категорически отказавшись признать концепцию творческой честности. Единственным, что могло иметь значение, оказался практический результат». Из музыки и спорта, поставлявших в его агентство своих лучших представителей, Маккомрак сделал безупречную машину. Вероятно, легче всего ее сравнить с Макдональдсом. «У нас не будет новых Кэтлин Ферриер, Джоан Сазерленд или Жаклин Дюпре, потому что игровую площадку, где они выросли, продали дельцам, превратившим ее в стоянку для машин», — пугает нас Лебрехт. Картина и впрямь зловещая, однако обвинения удаются Лебрехту намного лучше, чем советы по сохранению «музыки без искусственных добавок». Их тем более сложно давать, когда заранее уверен, что раньше было лучше, чем сегодня, когда уже привык искать искусство в определенном месте, а если его там нет, то сразу делать по этому поводу сокрушительные выводы. На вопрос, выиграла ли классическая музыка благодаря большим деньгам и популистским проектам, Лебрехт однозначно отвечает «нет», с равным рвением проклиная современные эксперименты в оперном театре, стадионный концертный китч и вполне симпатичного Бобби Макферрина за пультом симфонического оркестра. Классической музыке, пишет он, «стоит задуматься о своем скромном происхождении. В конце концов, оркестры зародились в лейпцигской кофейне. Барочные оперы исполнялись под камерный аккомпанемент. Композиторы писали в расчете на те силы, которые могли себе позволить они сами или их покровители. Музыкой занимались, не думая о ее экономической выгодности». Обвинительный процесс оборачивается прекрасным и очень привлекательным идеализмом. Но за ним прячется обычный пресный консерватизм.

Добавлено (24 Сентября 13, 17:31)
---------------------------------------------

Цитата
Решил-таки послушать этого вашего Клайбера. Почти все ссылки дохлые, в том числе не самые старые. И это не показатель?
Руки караяновской мафии добрались и до нас.
 
OktavioДата: Вторник, 24 Сентября 13, 17:47 | Сообщение # 184
Группа: Проверенные
Сообщений: 583
Статус: Offline
Коль зашла речь о "сомнительных" достоинствах интерпретаций Г.ф Караяна, то давайте друзья не будем всё вокруг да около, а попытаемся перечислить несомненные удачи хотя бы студийных записей. Их ведь так много, не так ли? Скажем с добрый десяток, максимум два...

Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета!
 
AmvrosiyДата: Вторник, 24 Сентября 13, 18:31 | Сообщение # 185
Группа: Проверенные
Сообщений: 520
Статус: Offline
Цитата
перечислить несомненные удачи хотя бы студийных записей. Их ведь так много, не так ли? Скажем с добрый десяток, максимум два...
Бетховен 63 года, Симфонии Чайковского 76-77 года. Парсифаль 79-80 года. григовский концерт с Циммерманом. Месса Бетховена 66 года. Реквием Моцарта

Добавлено (24 Сентября 13, 17:59)
---------------------------------------------
Первый концерт Чайковского с Рихтером.

Добавлено (24 Сентября 13, 18:01)
---------------------------------------------
Скрипичный концерт Чайковского с Феррасом.

Добавлено (24 Сентября 13, 18:31)
---------------------------------------------
Парсифаль Караяна я считаю эталоном, но оркестрового звучания. Положа лапку на сердце скажу, что Караян сделал странный выбор на певца Курта Молля.  Но оркестр звучит без сучка и задоринки. Кстати, Парсифаль на какой носитель записан. На цифровой или пленочный?


Сообщение отредактировал Amvrosiy - Вторник, 24 Сентября 13, 18:38
 
FrippДата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:12 | Сообщение # 186
Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Статус: Offline



Один знаменитый дирижер спал с маленькими мальчиками, и об этом все знали. Директор оперного театра в городе N. делил ложе
с молоденькими дебютантками, которым к тому же еще и платил мизерные
гонорары. А некий контратенор в течение десятка лет не мог получить
ангажемент в Ковент-Гарден, потому что боялся сексуальных домогательств
со стороны артистического администратора театра, занимавшегося кастингом
певцов. Все эти сюжеты, типичные для бульварной макулатуры, наверное,
не сделали автору имени, если бы не были правдой. Исследование Нормана
Лебрехта, английского публициста и критика The Daily Telegraph, —
увесистый компендиум более или менее известных фактов музыкальной кухни,
в котором обличаются дельцы от музыки, объясняется плачевное состояние
музиндустрии и выражается сдержанная надежда на ее возможное
возрождение.Для человека постороннего гневная инвектива Лебрехта покажется откровением; профи жмурятся от удовольствия — этот мир устроен
именно так, как здесь написано. Наибольшую порцию яда получают,
конечно, агенты и менеджеры известных артистов, широкой публике
неизвестные. Именно они взвинчивают до небес гонорары своих артистов,
в результате чего дорожают билеты на концерты, оркестры не окупают себя
и классика существует себе в убыток. Но достается и патриархам вроде
Герберта фон Караяна или Сейдзи Озавы. Талантливо перенимая повадки
шоу-бизнеса, мир классической музыки сохраняет удивительную веру
в собственную непогрешимость, чуть что, прикрываясь идеалами прекрасного
и вечного — Бахом и Моцартом. С почти оперным пафосом обвиняя своих
персонажей в цинизме, алчности и продажности, Лебрехт на самом деле
всего лишь обнаруживает их обывательскую природу: они такие же люди, как
и все, и музыка для них есть средство зарабатывания денег, товар,
а не духовная субстанция. Духовностью музыка обладает в основном для
тех, кто ее идет слушать, а не играть. Несмотря на скандал, который
наделало лебрехтовское «Кто убил классическую музыку?», тот дирижер,
отмахав оперу Верди или симфонию Прокофьева, по выходу со сцены все так
же поглядывает на маленьких мальчиков. Кое-что, впрочем, меняется:
гонорар у него много выше, чем указано в книге; на такую сумму уже
не сторгуешься.

Добавлено (24 Сентября 13, 21:12)
---------------------------------------------

The Life and Death of Classical Music by Norman Lebrecht

Norman Lebrecht, The Life and Death of Classical Music. New York: Random House Anchor Books , ©2007, xiv+324 pp., ISBN 978-1-400-9658-9, $14.95.Regrettably, the title of this excellent book is misleading; the word
"Recording" is the missing final word; or it could be further expanded
to "...of the Classical Music Recording Industry" as in the heading of the summary on the back cover: "At Long Last, The Definitive
Story of the Rise and Fall…." Alas, this heading is, in principle at
least, also problematic: how can a book whose primary text that covers a
century of time but occupies only 138 printed pages be characterized as
"definitive"? The most accurate one might well have been: "The Rise and
Fall of the Classical Music Recording Industry," but marketing and
accuracy do not always coincide, a fact the author invokes in his story
on more than one occasion.

The breakdown of the total 330 pages (not including title, ©, and blank
ones) is instructive: 144: text, tables (Contents & Illustrations),
and Acknowledgements; 11: Endnotes; 125 (incl. 5 of introduction):
"Masterpieces: 100 Milestones of the Recorded Century" [= 1.2
pp/recording; 23 (incl. 1 of introduction): "Madness: 20 Recordings That
Should Never Have Been Made" [= 1.15 pp/recording]; 6: photos; 2+:
bibliography; 17: index.

Equally instructive, consequently worth listing here, are the chapter titles: Past Midnight
(Introduction), Matinee, Middlemen, Midpoint, Millionaires, Miracles on
Miracles, Madness, Meltdown, and Post Mortem.

The history itself is more "in a nutshell" than "definitive," yet it contains all
the essential names and events, presented succinctly and carefully
documented. It is adequate to suit the average, even the well-informed
reader, even if a doctoral dissertation it does not make; it would
easily pass muster as a Master's thesis. Further fleshing out would
interest very few and not necessarily improve its flow or its
usefulness. While it is concerned primarily with the rise and fall of
the "major" labels, significant independent ones, such as Nonesuch,
Chandos, Hyperion, and Naxos, are treated as well.


Добавлено (24 Сентября 13, 21:12)
---------------------------------------------
The story is presented in anecdotal fashion. The author draws upon his encyclopedic
knowledge of and his long experience with the subject, and his vast
personal acquaintance with many of the players, both musical and
commercial, in this historical drama, alternatively tragedy and comedy,
to present the scandalous scuttlebutt behind the decisive events and
capsule characterizations of the makers of the momentous decisions. The
text is thus a very meaty nut, always to the point and containing no
excess verbiage.

And a sad story, replete with backstabbing and occasional espionage, it all is. Its high points, sublime achievements,
and significant contributions to civilization are always undercut by
ill-advised, sometimes downright foolish decisions and disastrous
adventures. Personalities (musical and commercial) were more important
than the music; what got recorded was what they wanted to record, not
necessarily what should have been recorded or what the collecting public
really wanted to buy. Money rather than the music was what mattered
most, and the key to that was the big-name star, for the creation of
which the use of any gimmick was fair game. Extravagant headquarters
buildings and launch parties, "bloated corporate superstructure" [p.
120], and inflated corporate executive and musical superstar salaries
ate up the scarce and slim profits. Industry personnel choices were
often based not on professional qualifications but on personal
connections or preferences, leading to constant turnover in revolving
doors that seemed to be on permanent auto-pilot. Often imaginary, mostly
unnecessary rivalries amongst competitors wanting to best each other or
be on the top of the heap (when they weren't colluding to keep retail
prices inflated!) repeatedly blinded them to the realities of the
classical music marketplace and to the very reasons for the industry's
existence. Lebrecht is merciless in his criticism, and inevitably
pessimistic in his outlook, both of which, from my viewpoint as one who
once worked at the bottom of the industry's food chain, are
unfortunately all too justified.

The text is always an easy and entertaining read. Lebrecht has a wondrous way with words, invariably
finding the perfect pithy, often witty phrase to underscore his always
spot-on assessments of the industry's self-created problems that led to
its self-destructive behavior and ultimate implosion. A felicitous five
to wit:

"Dead, [Glenn]Gould began selling faster than alive. Each memorial release outstripped the last. The same was happening with
Maria Callas on EMI, five years after her death. This was an alarming
trend, the mark of a doomed civilization that worships its dead." [p.
89];

"The monarch was dead, but the music went on. Karajan left a mountain
of 950 recordings and a fortune of half a billion dollars,
the estate swelled annually by royalties from such DG gimmicks as
'Karajan Express' and 'Karajan Adagio'. There was no limit to his
recyclability." [p. 95];

"A little Welsh girl with a lovely warble was launched as an old-fashioned wunderkind, paraded before popes
and presidents with pretty opera arias." [p. 112];

" BMG brought out a double disc, 'The Only Classical Album You'll Ever Need.'
The record business was writing its obituary on the covers of its own
products." [p. 124]; and

"New media were sapping its strength. A 60Gb iPod, slippable into a shirt pocket, could accommodate the
equivalent of 600 symphonic and opera CDs[,] which, redundant, were sold
off in thrift and charity shops for three bucks apiece. Classical
recording had lost object value." [p. 131].

The reader can readily identify the specific problem referenced by each of these
statements, situation that perhaps kept her/him from purchasing the
referenced recording, or other similar ones, or even any at all…, thus
unwillingly and unwittingly contributing to the collapse of the industry
s/he appreciated and wanted to patronize and preserve.

There are almost no errors in the text; I uncovered virtually no typos, a
rarity in today's publishing world. I found a SONY film produced by
Peter Gelb (now with the Metropolitan Opera) about Peter Warlock, aka
Philip Heseltine, that I know as Voices from a Locked Room referred to simply as Voices [p. 110], and I found the right-hand-page running headers in the
history section, which are the title of the part rather than of its
individual chapters, more confusing than useful when wanting to consult
the endnotes.

The balance of the book makes it a fine reference tool. For each recording selected, Lebrecht writes about the music, the
musicians, the recording's circumstances, and the world context in
which it was made or into which it was released, always in anecdotal
fashion and with clear justification for its inclusion in his catalogue.
He makes it clear that these are milestones, not his favorites or his
personal choices as "best." One should know about them even if one
doesn't own, or even necessarily want to own them. About Lotte Lenya's
recording of Weill's Theatre Songs, he says: "There is more sex in one of her demisemiquavers than in the collected works of Madonna."
[p. 194]. Others might make other choices, or expand the list, but one
cannot dispute his evaluations.

Raleigh native Michael Haas, Executive Producer of Decca's superb Entartete Musik series ("the record
industry's last great educational venture" [p. 265]), enters onto the
stage four times, quoted twice. The index will lead you quickly to his
appearances.

This book is, therefore, my quibbles with the "definitive" characterization notwithstanding, an excellent addition to
the recorded classical music lover's library. Being reluctant to expand
mine at this stage in life, I confess to having borrowed a library copy
to read, but decided that it is essential to own it to be able to
consult it at will and leisure. Very highly recommended: it's a bargain
to have this much knowledge at such a low price and it doesn't take up a
huge amount of space on the shelf. It is rare today to see a book with
this much content, style, and quality appear on the market.
 © 2007 Marvin J. Ward

 
s326Дата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:13 | Сообщение # 187
Группа: Проверенные
Сообщений: 512
Статус: Offline
Цитата
Для человека постороннего гневная инвектива Лебрехта покажется откровением; профи жмурятся от удовольствия — этот мир устроен
именно так, как здесь написано

Все же не понимаю, как можно "жмуриться от удовольствия", читая эти... помои!
Вы знаете, в стихотворении Пушкина "Герой" есть известные строки: "Тьмы низких истин мне дороже / Нас возвышающий обман" И уж лучше верить в непогрешимость, чем находить удовольствие в ...

А вот меня очень настораживает, то, что эта книга написана таким языком (уж простите, оригинал не читал)... с нездоровым полемистическим задором, как бы "для масс", точно автор пытается убедить в чем-то толпу, пользуясь для этого всеми средствами.


Сообщение отредактировал s326 - Вторник, 24 Сентября 13, 21:23
 
FrippДата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:28 | Сообщение # 188
Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Статус: Offline
Уж если цитировать Пушкина - то полностью:

Да будет проклят правды свет,
Когда посредственности хладной,
Завистливой, к соблазну жадной,

Он угождает праздно! — Нет!
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман...
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран...
 
s326Дата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:33 | Сообщение # 189
Группа: Проверенные
Сообщений: 512
Статус: Offline
Я, простите, сам решу, как мне цитировать. К тому же и это не полное стихотворение. Что ж вы не все сюда вставили? Пусть будет! На 2+ страницы текста, оно при этом полностью имеет "большое" отношение к дискуссии.

Сообщение отредактировал s326 - Вторник, 24 Сентября 13, 21:36
 
FrippДата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:39 | Сообщение # 190
Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Статус: Offline
А я , простите, сам решу, что "помои", а что - нет. Что есть здоровое, а что больное.

Пушкин говорит о НИЗКИХ истинах.

Я так полагаю, что у меня и у Вас абсолютно различные понятия о НИЗКОМ и ВЫСОКОМ.
Пушкин не страдал ханжеством. Называл вещи своими именами.
 
s326Дата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:44 | Сообщение # 191
Группа: Проверенные
Сообщений: 512
Статус: Offline
А я, между прочим, вам ничего не навязываю.
Ну а что же, это по-вашему высокие истины?
Да, можно считать что мир классической музыки (в большой мере, в лучших своих представителях) непорочен, а можно везде видеть обман, выискивать свидетельства и т. д. Это 2 грани, как и в стихотворении.

При чем тут ханжество? Вы прочитайте для начала, что это такое, прежде чем употреблять это слово.


Сообщение отредактировал s326 - Вторник, 24 Сентября 13, 21:56
 
FrippДата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:55 | Сообщение # 192
Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Статус: Offline
Разновидность морального формализма и лицемерия. Как пишет Ноам Хомский, ханжа (лицемер) — это тот, кто прикладывает к другим стандарты, которые отказывается применять к себе. (Википедия)

Сообщение отредактировал Fripp - Вторник, 24 Сентября 13, 21:56
 
s326Дата: Вторник, 24 Сентября 13, 21:57 | Сообщение # 193
Группа: Проверенные
Сообщений: 512
Статус: Offline
Да, я знаю это. Ответьте, пожалуйста, что вы хотели сказать этой фразой
Цитата
Пушкин не страдал ханжеством. Называл вещи своими именами.


Сообщение отредактировал s326 - Вторник, 24 Сентября 13, 22:00
 
FrippДата: Вторник, 24 Сентября 13, 22:01 | Сообщение # 194
Группа: Пользователи
Сообщений: 65
Статус: Offline
Тот , кто клеймит Лебрехта за высказанную им правду, предпочитая её не знать.
 
s326Дата: Вторник, 24 Сентября 13, 22:08 | Сообщение # 195
Группа: Проверенные
Сообщений: 512
Статус: Offline
1. Вы опять перевираете мои слова. Я его не клеймил. Я даже не говорил, что предпочитаю не знать правду. Текст - помои, конечно, тут и говорить не о чем, помои - это что? нечто неприятное. оно есть там безусловно, причем в больших концентрациях, судя по отрывкам. Я лишь удивился как можно от такой "абсолютной правды" получать удовольствие.

Кстати, помои могут быть и хорошими. Само по себе это не негативная характеристика.
Пример: компромат на какого-нибудь нехорошего чинушу

2. Даже если б я делал все так, как вы написали, все равно ханжой бы не был, ведь я ни к кому не предъявляю требований, которым сам не соответствую.

3. Честно говоря, не верится (и нет оснований верить!), что все написанное им - правда.

По-моему это то же самое, что с Дмитрием Дмитриевичем. Ну привели вы какую-то цитатку (причем человека, не очень хорошо знавшего его). Я вам могу привести 10 других цитаток, противоположных. Кто прав?
Тут документы нужны или что-то в этом роде (есть ли ссылки на них там? это ВОПРОС)


Сообщение отредактировал s326 - Вторник, 24 Сентября 13, 22:16
 
intoclassics.net - форум » Музыка » Разговоры о музыке » Норман Лебрехт о Караяне.
Поиск:
Доброе утро!

Хостинг от uCoz