С.С.Прокофьев. Две заметки о Стравинском (1915, 1919)
Прокофьев и Стравинский. 1920
С. С. Прокофьев
Игорь Стравинский. Три песенки (из воспоминаний юношеских годов) для голоса и фортепиано
Перед нами крошечная серенькая тетрадка, по содержанию обратно пропорциональная своим размерам и цвету. Эти три наивных песенки, которые композитор откопал среди юношеских набросков и, сделав аккомпанемент, посвятил своим малолетним детям. Оставшаяся в неприкосновенности детская простота вокальной партии в соединении с изощрённым аккомпанементом производит необычайно пикантное впечатление. Собственно аккомпанемент по рисунку ясен и прост, но не раз ущипнёт ухо непривычными созвучиями. При ближайшем же рассмотрении поразит та остроумная и в то же время железная логика, с которой композитор достигает этих созвучий. Все три песенки художественны по форме, очень образны, детски задорны и неподдельно веселы. Каждая в отдельности микроскопически коротка, но, взятые вместе, они образуют небольшой номер, могущий украсить собою концертную программу.
«Музыка», 1915
6 декабря нью-йоркская газета «Русское слово» известила о предстоящем концерте в Эолиан-холле греческой певицы Веры Янокопулос. В программе наряду с романсами Шопена, Грига, Дебюсси, Форе, Римского-Корсакова, Мусоргского значились и «Прибаутки» Стравинского в сопровождении ансамбля солистов Нью-Йоркского филармонического оркестра. «Значение Стравинского в русской музыке так велико, что ему, и тем самым, предстоящему концерту г-жи Янокопулос, посвящается следующая заметка русского композитора Сергея Прокофьева:
<Об Игоре Стравинском>
Отец Игоря Стравинского был знаменитым басом и одним из величайших певцов своего времени. В Петрограде, в Александро-Невской Лавре рядом с памятником Римскому-Корсакову вы найдёте красивую мраморную фигуру, склонённую над могилой этого певца. Брат Стравинского, погибший во время наступления Брусилова, – тоже артист Императорской оперы.
Игорь Стравинский был учеником Римского-Корсакова, подававшим большие надежды, когда Дягилев, без долгих рассуждений, заказал ему балет «Жар-птица», каковой был написан и немедленно дан в Париже. Успех этого балета, блестящая инструментовка, пользование русскими народными темами и смерть Римского-Корсакова побудила кружки, приближенные к последнему считать Стравинского наследником Римского-Корсакова.
Второй балет Стравинского «Петрушка» создал ему мировую славу. Но в этом балете открылись такие новшества и дерзновения, что те, которые только что провозглашали его продолжателем Римского-Корсакова, в страхе отшатнулись, шепча, что новое поколение зовёт новые мысли и новые звуки. Им не дано было также остановить всё растущий успех Стравинского!
Следующий балет, «Весна священная», явился произведением более глубоким, чем «Петрушка», как по материалу, так и по изложению, но также и более передовым в своём дерзновении. На этот раз протестовала не только кучка стареющих друзей Римского-Корсакова, но поднял вопль и сам Париж, столь падкий на модерн – так неслыханны и непонятны были звуки. Едва ли музыкальный мир запомнит более скандальный вечер, чем тот, в котором «Весна священная» была дана в первый раз в Париже. Во время исполнения в зале, наполненном избраннейшей публикой музыкальных гурманов, стоял такой свист и стон, что стоило больших трудов довести спектакль до занавеса. Но уже на следующий сезон в том же Париже толпа новообращённых паломников несла Стравинского на руках.
Опера «Соловей» на сказку Андерсена, которая последовала за «Весной священной», не была любимым детищем автора, ибо он не верил в оперную форму, считая, что настоящее будущее за балетом. Умрёт ли оперная форма, как думает Стравинский, или умрёт балетная, – с этим можно спорить: но наш автор уже открыл новую (форму) и написал, если можно так выразиться, «вокальный балет» – «Свадебку», пока нигде не данную по причине войны. В «Свадебке» на сцене – балет, а в оркестре – и хор, и инструменты, – все мотивы русских песен и прибауток.
В стиле этой музыки и те «Прибаутки», которые на днях раздадутся с американской сцены. Это небольшие песенки на удивительные в своей нелепости и прелестные в своей ветхости народные присказки. Они сопровождаются крошечным оркестром в 8 человек и звучат со всей той вычурностью и блеском, на которые способен этот дерзкий композитор.
«Русское слово», 6 декабря 1919
Из дневника Прокофьева 6 декабря Утром пошёл на репетицию «Прибауток» Стравинского, которые Janacopulos репетировала с оркестром в восемь человек для первого исполнения в Нью-Йорке.
Я помню, как их играл Стравинский ещё в Милане в 1915 году, по рукописи, и они мне тогда очень понравились. Теперь я с большим интересом слушал их на репетиции и по мере возможности помогал оркестру разобраться в них. Многое звучит прелестно.
10 декабря Днём концерт Vera Janacopulos, которая пела «Прибаутки» Стравинского. Меня это исполнение очень интересовало и даже волновало: как они прозвучат, и как будет аплодировать публика. Но первая прозвучала так странно, что даже наша ложа, где сидели Сталь, Фокин и я, которые заранее решили хлопать и орать – переглянулись и не захлопали. Но публика оценила раньше нас: поднялись аплодисменты пополам со смехом. Сразу определился успех. Требуя биса, я отхлопал все руки и откричал всё горло так, что на меня даже оборачивались.
…Вернувшись домой, написал Стравинскому.
Из письма Стравинскому: «Янокопулос пела превосходно… Я сидел рядом с Фокиным, и мы кричали «браво» так громко, как могли».
Дневник Прокофьева полностью здесь: http://intoclassics.net/news/2012-02-19-27194
Oleg (legoru) добавил ссылку на материал:
Прокофьев: Из публицистики «Назад к простоте музыки» «Машина красивее человека» Повесть о том, как поссорился Игорь Федорович с Сергеем Сергеевичем
http://files.mail.ru/7DH8ED7DH8ED7DH8ED7DH8ED7DH8EDXX docx и pdf
Спасибо за статью и фото - по-моему в сети такого нет Прокофьев был прирождённый рецензент - всё по делу и стиль неподражаем
Есть очень интересная статья о взаимоотношениях Прокофьева и Стравинского, где-то видел
Из интервью Прокофьева. 1927 — Г-н Прокофьев, Вы — модернист? — спросили мы церемонно и вежливо. — Модернист! Я! Ни за что на свете! Я ненавижу слово «модернист». Моя музыка уходит своими корнями в классику. Какой смысл вы вкладываете в слова «быть модернистом»? — Мы только лишь подразумевали, что г-н Прокофьев является «пионером», «первопроходцем». Как, например, его соотечественник Стравинский. — Стравинский? Мой друг и коллега? Он — модернист? Вы слышали его последние сочинения? Это же чистый Чайковский. — Каковы Ваши музыкальные принципы? — Писать хорошую музыку. Это единственный и главный принцип, — весело ответил Прокофьев. — Что нового в западной музыке? — Мне бы не хотелось высказываться о европейских композиторах, в частности о французских, так как ничего лестного я не могу о них сказать. Конечно, самым ярким и талантливым среди них является несомненно Игорь Стравинский
В 1928 году на вопрос журналиста о том, кто по его мнению самый выдающийся композитор Советской России, Стравинский ответил: "Никого там не знаю, кроме Прокофьева. Перед ним я преклоняюсь".
Среди обилия уже известных документальных материалов, связанных с Прокофьевым, есть, тем не менее, одна область, которая еще мало или вовсе не известна читателю — публицистические выступления композитора в печати, включающие его интервью, статьи, рецензии. Подавляющее число таких вьступлений (их найдено свыше 250) — это беседы с корреспондентами различных периодических изданий. Интересный собеседник, охотно говорящий о себе, о своем творчестве, о современной ему музыкальной жизни, Прокофьев конечно же побуждал интервьюеров искать с ним встреч. Его высказывания, в которых проявилось умение моментально фиксировать какое-либо конкретное событие, одновременно отражает и художественные принципы, характерные для композитора в то время. Собранные воедино, выступления Прокофьева дают редкую возможность проследить за тем, как рождалась та или иная его идея, тот или иной замысел, как колебались в ту или иную сторону его оценки творчества современников и т. д. Ниже публикуется ряд фрагментов из интервью Прокофьева, относящихся к зарубежному периоду его деятельности — с 1918 по 1933 годы.