В этом сезоне Тихоокеанский симфонический оркестр сыграл обе «центральные» симфонии девятнадцатого века: Шестую Чайковского и Девятую Бетховена. Последняя в нашем городе своими силами исполнялась впервые. Говорят, ее к нам откуда-то «привозили», давным-давно, еще «при коммунизме». Надо отметить, что теперь она исполнялась в рамках международного проекта «Великий Бетховен», и нам здорово помогли музыканты из других стран (в частности, компенсировав катастрофическую нехватку в оркестре духовых инструментов). Но большая часть музыкантов в оркестре и хоре была из Владивостока.
Репетиции начались 30 мая и продолжались, в общей сложности, три недели – значительно дольше, чем обычно занимает подготовка к концерту, что объясняется большой сложностью исполняемого произведения. Первую неделю их вел дирижер Анатолий Тихонов. Потом был перерыв, связанный с подготовкой к другому концерту. С 14 июня репетиции возобновились под руководством главного дирижера оркестра Михаила Аркадьева, который дирижировал симфонией вплоть до концерта включительно. 24 июня состоялась генеральная репетиция, вход для слушателей на которую был платный, а 25-го – концерт. Оба исполнения записывались на аудио, второе – также и на видео. Стоит отметить, что они довольно заметно отличались друг от друга: на генеральной репетиции через микрофоны подзвучивался и оркестр, и хор, а на концерте – только хор. В результате первое исполнение для слушателей в зале было немного более ярким по звуку чем второе. Зато второе отличалось чистым, «живым» звучанием оркестра, хотя, пожалуй, ему порой и не хватало громкости струнных. Кроме того, и в том, и в другом исполнении местами излишне громко звучали валторны. Но главное, что второе исполнение получилось более собранным по игре.
Несмотря на то, что цена билетов была выше, чем обычно (в связи с большим количеством участников выступления и сложностью исполнения самого произведения), на концерте 25 июня зал был полон.
Во вступительном слове перед началом концерта, прозвучали несколько фрагментов из сонетов Микеланджело в переводе А. Вознесенского (привожу их ниже), а также фрагмент оды «К радости» Шиллера в переводе И. Миримского (в четвертой части ее пели на немецком языке). «Быть может, они станут для вас ориентирами в этой великой истории под названием “Девятая Бетховена”», – сказала ведущая концерта Наталия Мищенко.

(К первой и второй частям)
Я – молот, направляемый творцом.
Так молот Господа наверняка
мир создавал при взмахе гневных молний.
В гармонию им хаос перемолот.
Он праотец земного молотка.
Когда я созидаю на века,
подняв рукой камнедробильный молот,
то молот об одном лишь счастье молит,
чтобы моя не дрогнула рука.

(К третьей части)
Любовь моя, как я тебя люблю!
Особенно когда тебя рисую.
Я истинную вижу Красоту.
Я вижу то, что существует в жизни,
чего не замечает большинство.
Ухвачено художнической призмой,
божественнее станет божество.

Очевидно, что подборка стихотворений, послуживших, в своем роде, эпиграфами к первым трем частям симфонии, принадлежала самому Михаилу Аркадьеву. Приведенные фрагменты, не имея прямого отношения к исполняемой симфонии, тем не менее действительно удачно подходили к соответствующим ее частям. Изначально, еще в тот период, когда велись репетиции, Михаил Аркадьев планировал сопроводить исполнение первых трех частей показом картин, а финал – подстрочным переводом с немецкого. Какие это должны были быть картины неизвестно. Однажды на одной из репетиций он сказал, что вступительная тема финала – это Страшный суд. Какую же все-таки мысль хотел донести до нас маэстро, дополнив оду Шиллера сонетами Микеланджело? Какова его собственная концепция Девятой Бетховена? Быть может, ответы на эти вопросы окажутся небезынтересны тем, кто побывал на концерте или будет слушать его в записи?
В интервью, данном после концерта, Михаил Александрович сказал: «Я давно не строю никаких концепций. Я вообще считаю, что настоящий музыкант с определенного момента, если он достаточно поработал интеллектом и сердцем, перестает строить концепции. Он позволяет концепциям бесконечно множиться в рамках интерпретации.
Сопоставление Микеланджело и Бетховена – это стандартное сопоставление. Но дело в том, что в Девятой симфонии оно как-то особенно очевидно. Для меня ключевыми были слова “божественнее станет божество”: здесь Микеланджело и человека поднимает до Бога, и божественное делает еще более божественным. То есть, он настолько соучаствует в творении, что даже усиливает божественное.
Первая часть связана со стихией творения из хаоса. В начале ее впервые в музыке изображается хаос инструментальными средствами как первичная стихия, первичное состояние материи. Чистая квинта – символика пустоты. Она вполне может быть не только символом первичного хаоса, но и символом “ничто”, символом того полного отсутствия, из которого творится мир. Вторая часть – это титанические игры уже внутри созданного в первой части мира. Первые ее такты – “молнии творца”. Это тот образ, когда молнии являются способом творения. Молнии являются “молотом творца”. Творец творит мир через молнии. Третья часть – обращение к Вечной женственности. Я по-настоящему осознал все величие третьей части только сейчас, дирижируя ее. Одно из самых поразительных мест – соло валторны. Гениальная идея Бетховена: там нужно просто “погасить” всех, и дать солировать только одной валторне. Но наиболее важной частью для меня все-таки является финал. Финал начинается с апокалиптического состояния, вызывающего ассоциации с ужасом судимого народа на фреске “Страшного суда” Микеланджело. Первая фраза солиста – буквально, “О, друзья, не надо этих звуков! Давайте настроимся на звуки, полные радости!” – может быть отрицанием Страшного суда, что тоже возможно и тоже сильно, но для меня музыкальный смысл здесь совершенно другой. Мне очень нравится мысль, что это все-таки Страшный суд, что он мгновенно проходит, и после него наступает преображение человечества. Не отрицание Страшного суда, а уход дальше, вперед от него. Все, что следует за вступлением солиста (а, возможно, и включая вступление солиста) – это пение уже преображенного человечества, воскресшего в новом теле. Это все – ангельский хор, полуангельский-получеловеческий, поэтому я пытался сделать его более нежным».
Репетиции хора, проходившие параллельно с репетициями оркестра, поначалу проводились отдельно, в лютеранской кирхе, под аккомпанемент рояля. На одной из первых репетиций Михаил Аркадьев так изложил свое видение характера исполнения вокальных партий, в которых проводится тема Радости:
«Здесь должен быть радостный экстатический гимн. Пионерская песня ничего общего с Бетховеном не имеет. Это религиозная музыка. Это совершенно другое состояние. Обратите внимание на характерное отношение русских к немецкому языку: мы привыкли считать его грубым. Ничего подобного в нем нет: немецкий язык певучий, насквозь лиричный. Это великая поэзия. Как мы пели Пушкина и Лермонтова, так мы будем петь Шиллера и Гете. Почему эта гениальная тема – тема Радости? Потому что в ней есть как сила, так и нежность. Здесь должна быть подлинная радость».
Такого же характера он добивался и от игры оркестра во время исполнения этой бессмертной мелодии. Снова и снова отрабатывая с виолончелями и контрабасами первое проведение темы, старался придать им сходство с живым человеческим голосом, добавлял выразительные нюансы в динамике. Затем поворачивался к альтам и говорил: «Запели…» В том же молитвенном состоянии тему продолжали скрипки, пока все инструменты не сливались в едином радостном гимне: гимне, который известен всему миру!
Как и вообще все интерпретации Михаила Аркадьева, данное исполнение Девятой Бетховена отличается интересными поисками в области работы с музыкальным темпом. «Будьте готовы на концерте к изменениям в темпе», – нередко предупреждает он музыкантов на репетициях. Его изменения темпа местами очень свежие, местами – спорные, но всегда живые и продиктованные какой-то своей внутренней логикой. Из удач в этой области хочется особенно отметить сильное замедление самого последнего эпизода с хором, что придает хоровому заключению симфонии невероятную масштабность, и на контрасте еще больше усиливает бешеную энергию последнего оркестрового Prestissimo.
В воздухе растаял последний оглушительный удар всего оркестра. Зал аплодировал стоя и потом еще долго и горячо рукоплескал отдельным участникам во время церемонии награждения в честь завершения проекта «Великий Бетховен». Итак, сбылась еще одна мечта – услышали Девятую «вживую»!

Илья Пятов
27 июня 2010 г.

Источник: http://zhurnal.lib.ru/p/pjatow_i_a/