Статьи о музыке - Погружение в классику

"Трудным ребенком концертной эстрады" прозвал однажды Фридриха Гульду кто-то из австрийских критиков. И право, едва ли найдется среди современных пианистов личность более экстравагантная, эксцентричная, всегда готовая преподнести знатокам и специалистам очередной сюрприз. Каждый раз после очередного такого сюрприза его имя вновь и вновь появляется на страницах прессы, критики в который раз пытаются угадать, куда заведут Гульду его метания и искания, задаваясь иногда вопросом: "А есть ли прежний Фридрих Гульда?" И каждый раз, как бы ни были неожиданны направления его развития, ответ на этот вопрос оказывается одинаковым: да, Фридрих Гульда по-прежнему остается одним из самых своеобразных и талантливых пианистов нашего времени. Он доказывает это своими выступлениями и пластинками.
Так было почти с самого начала, хотя конечно, начало это не предвещало столь бурных и неожиданных поворотов его артистической судьбы. Напротив, когда в 1946 году юный выпускник Венской Академии музыки стал победителем Международного конкурса пианистов в Женеве, перед ним, казалось, были открыты ясные перспективы. Окончив академию по классу фортепиано у Бруно Зайдльхофера и пройдя также курс теории у знаменитого музыковеда И. Маркса, Гульда справедливо считался не только самым зрелым, но и самым талантливым из всей достаточно блестящей плеяды его "однокашников", включавшей И. Демуса, И. Хеблер, П. Бадура-Скоду и ряд других пианистов. Он без лишней скромности и сам говорил, что "в 17 лет уже знал все секреты фортепианного ремесла", а к 20 годам это признали и критики. Быстро снискал Гульда славу отличного "бетховениста". "Он играет самого красноречивого, естественного, увлекательного и чистого Бетховена нашего десятилетия",- читаем мы в одной из ранних рецензий. Правда, игра артиста не была свободна и от недостатков - излишней моторности, недостаточно масштабного звучания, некоторого налета академизма; но болезни роста не вызывали особой тревоги. Гульда успешно концертировал, к 25 годам объездил множество стран, приобрел высокую репутацию. Но тут-то и начались его капризы. Сначала пианист увлекся джазом, и некоторое время это увлечение шло как бы параллельно с его "нормальной" концертной деятельностью. Закончив очередной концерт, он обычно отправлялся в какой-нибудь ночной клуб или кафе и с увлечением музицировал вместе с джазистами. Потом он собрал собственную джазовую группу. А. Чесинс вспоминает: "Летом 1956 года мы обнаружили Фридриха Гульду - одного из величайших талантов среди современных классических пианистов - играющим вместе со своим „комбо" по контракту в „Бэрдланде" - одном из блестящих джазовых клубов Нью-Йорка. Ясно, что это был не тот случай, когда артист стремится возместить провал на концертной эстраде поиском успеха в другой сфере. Молодой венец наделал много шума в музыкальном мире своей замечательной музыкальностью и поразительной виртуозностью... В классической сфере Гульда - на самой вершине; в сфере джаза он оказался близок к ней, и его намеренная вылазка в эту область вызывает недоумение. Может быть, она дает ему некое освобождение от концертного напряжения, какой-то необходимый шанс позволить себе интерпретаторскую выразительность на менее обязывающем уровне. Это я могу понять. Или, может быть, привлекательными для него являются импровизационные возможности? Хотя я предпочел бы, чтобы пианист ранга Гульды искал эти возможности в музыке Баха и Моцарта, но я могу понять, как многообещающи могут быть и возможности джаза".
Чесинс, очевидно, сам того не желая, оказался провидцем. Гульда не только, вопреки надеждам многих почитателей классики, не перестал увлекаться джазовой музыкой, но, напротив, понемногу стал распространять полученный опыт на "серьезную" сферу. То он вдруг, во время записи концертов Моцарта, начинает, к ужасу тонмейстеров, импровизировать каденции в современном стиле, то дает смешанные концерты" - одно отделение классика, другое - джаз. "Он похож на Гамлета, решившего наконец выступить в пьесе Ионеско",- язвительно и растерянно комментирует пресса. Некоторое время он, наряду с этим, выступает и в традиционном стиле - как солист, как великолепный ансамблист (блестяще исполняющий с Венским духовым ансамблем квинтеты Моцарта и Бетховена). Многие полагают, что увлечение джазом помогло ему освободиться от излишнего спокойствия, академического холодка в исполнении классики, обогатило его красочную палитру (особенно в интерпретации импрессионистов), придало ему большую артистическую свободу. С другой стороны, как джазовый пианист Гульда не пользуется всеобщим одобрением: его импровизации кое-кому кажутся скучными, вымученными, слишком интеллектуальными.
В 1962 году Гульда объявляет, что он решил вовсе оставить традиционную музыку и целиком переключиться на джаз. В то время он декларировал: "Мы живем в переходное время. Старое искусство уже больше не имеет ценности, хорошее новое искусство почти отсутствует. Создавать его - наша задача". К счастью, такой максимализм владел им недолго. Спустя полтора года артист вновь вернулся к обычной фортепианной музыке, но не отказался и от своих экспериментов. Напротив, с тех пор их "ассортимент" стал еще шире и разнообразнее. В какой только роли не встречают Гульду любители музыки! Вот он организует в Вене Международный конкурс джаза, где руководит работой жюри. Вот он создает и возглавляет в качестве дирижера собственный большой коллектив - "Эуроджаз" и выступает с ним в крупнейших залах Европы... В 1969 году Гульда становится основателем в Оссиа первого в Европе Международного музыкального форума, где ежегодно встречаются для обмена опытом и совместного музицирования представители всевозможных музыкальных течений - исполнители на старинных восточных и европейских инструментах, мадригалисты, джазисты, народные певцы и музыканты, участники поп-ансамблей. Мало этого, Фридрих Гульда пробует свои силы в игре на различных видоизмененных роялях, на клавесине, клавикордах, сочиняет музыку самых разнообразных жанров. Наконец, еще одно его увлечение - небольшой инструментальный ансамбль "Анима", участники которого вместе с ним импровизируют в самых различных манерах и на самых различных инструментах. И при всем том, Гульда успевает еще заниматься бизнесом: организует собственную фирму по выпуску нот и пластинок.
Слов нет, не все начинания Гульды заслуживают внимания и не все приносят более или менее прочный успех. Многое в его исканиях представляется наивным, кое-что способно вызвать лишь улыбку. Так, недавно в Лондоне, когда Гульда после большого концерта с серьезной программой приступил к демонстрации одного их своих экспериментальных сочинений, слушатели начали смеяться, хотя только что горячо аплодировали ему. Оскорбленный артист ушел со сцены. "Это было самое тревожное за весь вечер,- писал журнал "Мюзик энд мюзишнс",- поскольку стало ясно, что Гульда хочет, чтобы мы принимали его фокусы всерьез. Но как это возможно, если его музыка, вполне пригодная для вечеринки, столь мало подходит для концерта? Гульда всегда был одним из самых талантливых пианистов своего поколения, и видеть, как он разбрасывается своими достоинствами, скорее печально, чем забавно".
Но все же, при всей сумбурности деятельности Гульды, ему нельзя отказать в том, что все еro искания продиктованы искренним стремлением приблизить музыку к людям. И этой же цели служит его продолжающаяся пианистическая работа. Концерты Гульды-пианиста тоже не совсем обычное зрелище. Он, как правило, выступает не во фраке, а в будничном, повседневном костюме; словно стремясь изгнать из концерта атмосферу торжественной официальности, а вместе с ней и невидимый барьер, разделяющий исполнителя и слушателя. Та же тенденция пронизывает и его интерпретации: никогда никакого пафоса, "самопогружения" в музыку, но и никакого "объективизма", взгляда на музыку со стороны. Исполнение отмечено интенсивностью, напором, иногда - темповыми и динамическими крайностями. Гульда постоянно стремится к ясности архитектоники, общего плана, к рельефности и широкому дыханию мелодических линий, к колористическому разнообразию, к импровизационной свободе изложения. Не во всем и не всегда эти стремления получают законченное и убеждающее воплощение, но интерпретации Гульды всегда интересны, насыщены музыкой, чужды штампов.
Репертуар сегодняшнего Гульды сравнительно невелик. Он не отвергает ничего, но обращается к немногому. И прежде всего, как и раньше, к Бетховену. "Я вижу свою задачу в том,- говорит он,- чтобы показать слушателям, что их связывает с Бетховеном". Поэтому, интерпретируя бетховенские сонаты и концерты, Гульда старается сделать незаметной техническую, чисто пианистическую часть исполнения и выдвигает на первый план четкость формы и глубину вложенного в нее содержания. Именно "процесс наполнения классической формы музыкальным содержанием" хочет он донести до слушателей в своих записях всех сонат и всех концертов Бетховена, выпущенных соответственно в 1967 и 1971 годах. Среди других значительных работ пианиста - записи 24-х прелюдий Дебюсси и "Хорошо темперированного клавира" Баха. Много играет Гульда Моцарта (особенно его концерты и все сонаты), реже-Шопена, Равеля, Гайдна.
Более пяти десятилетий отделяет Гульду от момента начала его профессиональной карьеы, но и сегодня, как мы видим, его творческий облик неуловимо изменчив, и сам артист далек от творческой успокоенности. В середине 70-х годов в Вене был выпущен - и сразу же раскуплен - альбом из девяти пластинок Гульды, под слегка претенциозным названием: "Урожай к середине жизни". Собранные здесь записи отражают различные этапы сложного и противоречивого пути артиста, его творческих интересов. Но теперь, спустя несколько лет, ясно, что эта "промежуточная" жатва не является для Гульды окончательной. Время для подведения итогов явно не наступило, свидетельством чему стал следующий альбом - "Современный музыкант Гульда". Пять его пластинок содержат удивительнейшую смесь блестящих и стилистически "чистых" интерпретаций классики со всевозможными транскрипциями, парафразами с использованием голоса, разновидностей флейты, клавикордов и пр.,- и все это в исполнении одного Гульды.
"Гульда - аутсайдер в пианистической элите наших дней. Его жизнь проходит не на тех путях, которые, казалось бы, открывают перед ним его талант и призвание: уже несколько десятилетий назад, „обжившись" в лучших концертных залах мира, Гульда не дает втянуть себя в ярмо вечных концертных поездок. Он не хочет удовлетворяться тем, чтобы всю жизнь играть классику. В поисках „живой" музыки он не раз пытался вырваться из рамок традиции, иногда в провоцирующей, бунтарской манере, устремлялся на новые пути, что лишало его восторгов ортодоксальных поклонников „классики", но, с другой стороны, помогало найти общий язык с теми слоями публики, особенно с молодежью, которые плохо представляли себе вообще, что такое концертирующий пианист". Так очертил параболу пути пианиста критик И. Харден.
Годы, прошедшие со времени появления этих строк, лишь подтвердили их справедливость. Не проходит сезона, чтобы эксцентричные выходки Гульды не эпатировали публику; не проходит сезона, чтобы Гульда не подтверждал своей репутации одного из крупнейших пианистов современности.