АРТУРО БЕНЕДЕТТИ МИКЕЛАНДЖЕЛИ
(1920-1995)

Артуро Бенедетти Микеланджели родился в городе Брешиа (Северная Италия). С 4-х лет его стали обучать игре на скрипке, но вскоре его привлекло фортепиано. В 14 лет Артуро окончил Миланскую консерваторию. В это же время он почти год живёт во францисканском монастыре, где работает органистом.
После того, как в 1939 году Микеланджели стал первым лауреатом Международного конкурса исполнителей в Женеве, к нему приходит международная известность. «Родился новый Лист», — писали музыкальные критики. Восторженную оценку игре молодого итальянца дал Альфред Корто и другие члены жюри. Казалось, Микеланджели обречён на успех, но вскоре начинается Вторая мировая война.
Легенда гласит, что Микеланджели принимал участие в движении Сопротивления, осваивая профессию лётчика. Его ранят в руку, арестовывают, сажают в тюрьму, где он проводит около 8 месяцев; улучив удобный момент, он бежит из заключения на похищенном вражеском самолете… Сам Микеланджели крайне неохотно касался этой темы в своих беседах с журналистами.
По окончании войны Микеланджели возвращается к музыке, выступая на самых престижных площадках Европы и США. Но он никогда не мог быть «как все». «Я никогда не играю для других людей, — сказал однажды Микеланджели, — я играю для себя. И для меня, в общем, безразлично — есть в зале слушатели или нет. Когда я нахожусь за клавиатурой рояля, всё вокруг меня исчезает. Существует одна только музыка и ничего кроме музыки». На сцену пианист выходил лишь тогда, когда чувствовал себя в форме и был в настроении; кроме того музыканта должна была также устроить акустика и другие условия выступления. Неудивительно поэтому, что такого большого количества объявленных и несостоявшихся концертов, как у Микеланджели, наверное, не было ни у кого. Но подобные случаи неправильно было бы связывать с его личным капризом: так, однажды Микеланджели попал в автомобильную катастрофу, где сломал ребро, а уже через несколько часов заставил себя выйти на сцену, хотя потом год находился в больнице.
Наряду с исполнительской деятельностью, Микеланджели успешно занимался преподаванием музыки, в особенности после войны. Микеланджели вёл классы фортепиано в консерваториях Болоньи и Венеции. Свою собственную школу он основал в Больцано. Помимо этого летом он организовывал международные курсы для молодых пианистов в Ареццо, неподалёку от Флоренции. Финансовые возможности ученика интересовали Микеланджели едва ли не в последнюю очередь. Более того, он даже сам готов был помогать талантливым людям.
Свободное время Микеланджело отдавал альпинизму, лыжам и автомобильным гонкам; по сути, он имел уровень профессионального автогонщика, о чем свидетельствуют полученные им призы на соревнованиях.
Жил Микеланджели скромно, непритязательно, ходил почти всегда в своем любимом чёрном свитере. Жилище его мало чем отличалось по убранству от монастырской кельи. За роялем занимался чаще всего ночами, потому что это позволяло полностью отключиться от всего постороннего. «Очень важно не потерять контакта с собственным Я, — сказал он однажды. — Прежде чем выйти к публике, артист должен найти дорогу к самому себе». По-видимому, норма работы за инструментом у Микеланджели была довольно высокой: 7—8 часов в сутки.
В 1967—1968 годах неожиданно разорилась фирма грамзаписи, с которой Микеланджели был связан финансовыми обязательствами, и на имущество музыканта судебный исполнитель наложил арест. «Микеланджели рискует остаться без крова над головой, — писала в эти дни итальянская пресса. — Рояли, на которых он продолжает драматическую погоню за совершенством, больше не принадлежат ему. Арест распространяется и на доходы от его будущих концертов». В этих драматических обстоятельствах, не ощутив никакой поддержки, Микеланджели с горечью покидает Италию и поселяется в Лугано. Там он и прожил много лет, там же и умер после продолжительной болезни.
В последние годы Микеланджели давал концерты всё реже и реже. Выступая в различных странах Европы, он никогда больше не играл в Италии. Свой последний концерт Микеланджели дал 7 мая 1993 года в Гамбурге.
Микеланджели был буквально одержим желанием совершенства. Разучивая новое произведение, он никогда не спешил с его включением в репертуар, годами «обсасывая» все его оттенки. «Обращаясь к музыке, которую я играл, может быть, десятки и сотни раз, я всегда начинаю с начала, — говорил он. — Словно это совершенно новая для меня музыка. Всякий раз я начинаю с идей, которые занимают меня в данный момент». Ради совершенства он мог долгое время гастролировать по городам Европы со своим роялем и настройщиком, несмотря на то, что расходы в этом случае часто превышали гонорары за его выступления.
Идеал Микеланджели как музыканта заключался в том, чтобы стать «чистым транслятором» замысла композитора, максимально раскрыв произведение и не внеся в свое исполнение никакой «отсебятины». «Моя задача состоит в том, чтобы выразить замысел автора, волю автора, воплотить дух и букву исполняемой мною музыки, — говорил он. — Я стараюсь правильно прочитать текст музыкального произведения. Там всё есть, всё обозначено…».
Тем не менее, хотя и без желания быть «интерпретатором», Микеланджели дал целый ряд выдающихся прочтений классической музыки. Так, если мы сравним «Шопена Горовца» и «Шопена Микеланджели», то без особого труда обнаружим, что это — два совершенно различных мира. В Шопене Микеланджели неожиданно обнаруживает могильную инфернальность, причём даже в, казалось бы, легкомысленных мазурках. В Гайдне Микеланджели открывает, напротив, вечное солнечное сияние и особый аристократизм.
Его репертуар был поразительно маленьким для концертирующего пианиста такой высоты. Вследствие его одержимости доктриной морального усовершенствования лишь немногие записи официально увидели свет в течение целой жизни Микеланджели, но они, слава Богу, дополнялись многочисленными нелегальными записями с его живых концертов.
Выдающийся советский педагог Генрих Нейгауз в своей статье «Пианист Артуро Бенедетти-Микеланджели» писал:
Впервые приехал в СССР всемирно известный пианист Артуро Бенедетти-Микеланджели. Первые его концерты в Большом зале консерватории сразу же доказали, что громкая слава этого пианиста — заслуженная, что огромный интерес и нетерпеливое ожидание, проявленные заполнившей до отказа концертный зал публикой были оправданы — и получили полнейшее удовлетворение... Бенедетти-Микеланджели оказался действительно пианистом высшего, наивысшего класса, рядом с которым могут быть поставлены лишь редкие, считанные единицы. ...
Прежде всего, надо упомянуть неслыханное совершенство его исполнения, совершенство, не допускающее никаких случайностей, колебаний минуты, никаких уклонений от раз признанного им, установленного и выработанного огромным подвижническим трудом — идеала исполнения. Совершенство, гармония во всем — в общей концепции произведения, в технике, в звуке, в малейшей детали, как и в целом... Его музыка напоминает мраморное изваяние, ослепительно совершенное, призванное стоять столетиями без изменения, как бы неподчиненное законам времени, его противоречиям и превратностям. Если так можно выразиться, его исполнение некая «стандартизация» чрезвычайно высокого и трудно осуществимого идеала, вещь чрезвычайно редкая, почти недостижимая, если применять к понятию «идеал» тот критерий, который применял к нему П. И. Чайковский, считавший, что во всей мировой музыке почти нет совершенных произведений, что совершенство достигается только в редчайших случаях, урывками, несмотря на множество прекрасных, превосходных, талантливых, гениальных сочинений.
Как всякий очень большой пианист, Бенедетти-Микеланджели обладает невообразимо богатой звуковой палитрой основа музыки — время-звук — у него разработана и использована до предела. Вот пианист, который умеет воспроизвести первое рождение звука и все его изменения и градации вплоть до fortissimo, оставаясь всегда в пределах изящного и прекрасного. Изумительна пластичность его игры, пластичность глубокого барельефа, дающего пленительную игру светотеней. Не только исполнение Дебюсси, величайшего живописца в музыке, но и Скарлатти, и Бетховена изобиловало тонкостями и очарованиями звуковой ткани, ее расчлененностью и ясностью, которые чрезвычайно редко приходится услышать в таком совершенстве.
Бенедетти-Микеланджели не только идеально слушает и слышит себя, — у вас впечатление, что он мыслит музыку во время игры, вы присутствуете при акте музыкального мышления, и потому, мне кажется, его музыка так неотразимо действует на слушателя. Он просто заставляет мыслить вместе с ним. Именно это заставляет так слушать и чувствовать музыку на его концертах. И еще одно свойство, чрезвычайно характерное для современного пианиста, в высшей степени присуще ему: он никогда не играет себя, он играет автора, и как играет! Мы слышали Скарлатти, Баха (Чакону), Бетховена (и раннего — Третья соната, и позднего — 32-я соната), и Шопена, и Дебюсси, и каждый автор предстал перед нами в своем неповторимом индивидуальном своеобразии. Так играть может только исполнитель, до глубины постигший умом и сердцем законы музыки и искусства. Нечего и говорить, что для этого нужны (кроме ума и сердца) совершеннейшие технические средства (выработка двигательно-мышечного аппарата, идеальный симбиоз пианиста с инструментом). У Бенедетти-Микеланджели он выработан так, что, слушая его, восхищаешься не только его огромным талантом, но и огромностью труда, требовавшегося для того, чтобы довести свои намерения и свои возможности до такого совершенства».

Сайт: http://ru.wikipedia.org