Стремление к циклической форме обусловлено желанием полнее и разностороннее выявить данную тему. В цикл "ПУШКИНИАНА" вошли стихотворения Пушкина, наиболее ярко рисующие переживания самого поэта. Я не пытался дать полный облик Пушкина, а ограничился отображением только одной стороны — лирико-драматической. Передо мной стоял образ Пушкина — кипучий и страстный, глубокий и скорбный, мятущийся в тисках царизма. Одни музыкальные средства мне показались недостаточными — я ввел чтеца, который должен скреплять отдельные романсы, монологи и песни выписками из дневников и писем Пушкина. Выписки и стихотворения следуют не в хронологическом порядке, а в соответствии с раскрываемым образом. Все подчинено основной идее цикла, выраженной в тексте элегии "Погасло дневное светило":
"Лети корабль, неси меня к пределам дальним По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей.."
Мариан Коваль
======================================= Чтец:
А. А. ДЕЛЬВИГУ. Михайловское, 1825 год.
...Видел ли ты Карамзина? идет ли вперед История? где он остановится? Не на избрании ли Романовых? Неблагодарные! Шесть Пушкиных подписали избирательную грамоту! да двое руку приложили за неумением писать! А я, грамотный потомок их, что я? где я.... ======================================= ПЕСНЬ ПЕРВАЯ. Так, полдень мой настал...
Так, полдень мой настал, и нужно Мне в том сознаться, вижу я. Но так и быть: простимся дружно, О юность легкая моя! Благодарю за наслажденья, За грусть, за милые мученья, За шум, за бури, за пиры, За все, за все твои дары; Благодарю тебя.... ... Простите ж, сени, Где дни мои текли в глуши, Исполнены страстей и лени И снов задумчивой души. А ты, младое вдохновенье, Волнуй мое воображенье, Дремоту сердца оживляй, В мой угол чаще прилетай, Не дай остыть душе поэта, Ожесточиться, очерстветь И наконец окаменеть В мертвящем упоенье света. Среди бездушных гордецов, Среди блистательных глупцов, Среди лукавых, малодушных, Шальных, балованных детей, Злодеев и смешных и скучных, Тупых, привязчивых судей, Среди кокеток богомольных, Среди холопьев добровольных, Среди вседневных, модных сцен, Учтивых, ласковых измен, Среди холодных приговоров Жестокосердной суеты, Среди досадной пустоты Расчетов, дум и разговоров, В сем омуте, где с вами я Купаюсь, милые друзья! ======================================= Чтец:
П. А. ВЯЗЕМСКОМУ Петербург, 1820 год.
... Что ни говори, век наш не век поэтов - жалеть кажется нечего - а все-таки жаль - круг поэтов делается час от часу теснее - скоро мы будем принуждены, по недостатку слушателей, читать свои стихи друг другу на ухо - и то хорошо... Петербург душен для поэта, я жажду краев чужих; авось полуденный воздух оживит мою душу...
Н. И. ГНЕДИЧУ. Кишинев, 1823 год.
Знаете-ли вы трогательный обычай русского мужика в светлое воскресенье выпускать на волю птичку? вот вам стихи на это:
В чужбине свято наблюдаю Родной обычай старины: На волю птичку выпускаю. При светлом празднике весны. Я стал доступен утешенью; За что на бога мне роптать, Когда хоть одному творенью Я мог свободу даровать!
Сижу за решеткой в темнице сырой. Вскормленный в неволе орел молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюет под окном,
Клюет, и бросает, и смотрит в окно, Как будто со мною задумал одно. Зовет меня взглядом и криком своим И вымолвить хочет: «Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей белеет гора, Туда, где синеют морские края, Туда, где гуляем лишь ветер... да я!...»
======================================= Чтец:
П. А. ВЯЗЕМСКОМУ. Псков, 1826 год.
... Я конечно, презираю отечество мое с головы до ног - но мне досадно, если иностранец разделяет со мною это чувство. Ты, который не на привязи, как можешь ты оставаться в России? Если царь даст мне свободу, то я месяца не останусь. Мы живем в печальном веке, но когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры - то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство. В 4-й песне Онегина я изобразил свою жизнь:
"Привычкой жизни избалован, Одним на время очарован, Разочарованный другим, Желаньем медленно томим, Томим и ветреным успехом, Внимая в шуме и в тиши Роптанье вечное души, Зевоту подавляя смехом: Вот, как убил он восемь лет, Утратя жизни лучший цвет".
Ты когда-нибудь прочтешь Онегина и спросишь с милою улыбкой: где же мой поэт? в нем дарование приметно - услышишь, милая, в ответ: он удрал в Париж и никогда в проклятую Русь не воротится...
======================================= ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ. Придет ли час моей свободы?
Придет ли час моей свободы? Пора, пора! — взываю к ней; Брожу над морем, жду погоды, Маню ветрила кораблей. Под ризой бурь, с волнами споря, По вольному распутью моря Когда ж начну я вольный бег? Пора покинуть скучный брег Мне неприязненной стихии И средь полуденных зыбей, Под небом Африки моей, Вздыхать о сумрачной России, Где я страдал, где я любил, Где сердце я похоронил. ======================================= Чтец:
ИЗ ДНЕВНИКА. 29 ноября 1815 года.
И так я счастлив был, и так я наслаждался, Отрадой тихою, восторгом упивался... И где веселья быстрый день? Промчался лётом сновиденья, Увяла прелесть наслажденья, И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..
Я счастлив был!.. нет, я вчера не был счастлив; по утру мучился ожиданием, с неописанным волненьем стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу - ее не видно было! — Наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с нею на лестнице, сладкая минута!..
Он пел любовь, но был печален глас: Увы! он знал любви одну лишь муку! —
Как она мила была! как черное платье пристало милой Бакуниной! Но я не видел ее 18 часов — ах! Какое положенье, какая мука!.. Но я был счастлив пять минут.
А. А. БЕСТУЖЕВУ. Одесса, 1824 год.
...Мне случилось когда-то быть влюблену без памяти. Я обыкновенно в это время пишу элегии... ======================================= ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Разлука
Блеснет ли день за синею горою, Взойдет ли ночь с осеннею луною — Я всё тебя, прелестный друг, ищу; Засну ли я, лишь о тебе мечтаю, — Одну тебя в неверном вижу сне; Задумаюсь — невольно призываю, Заслушаюсь — твой голос слышен мне. Рассеянный сижу между друзьями, Невнятен мне их шумный разговор, Гляжу на них недвижными глазами, Не узнает уж их мой хладный взор!
И ты со мной, о Лира, приуныла, Наперсница души моей больной! — Твоей струны печален звон глухой, И лишь любви ты голос не забыла!.... <О верная,> грусти, грусти со мной, Пускай твои небрежные напевы Изобразят уныние мое, И, слушая бряцание твое, Пускай вздохнут задумчивые девы. ======================================= Чтец:
Я. Н. ТОЛСТОМУ. Кишинев, 1822 год.
...В последние три года я написал много нового... Но цензура, цензура!... Итак, милый друг, подождем еще два, три месяца. Как знать, - может быть к новому году свидимся, и тогда депо пойдет на лад. Покамест прими мои сердечные благодаренья; ты один изо всех моих товарищей, минутных друзей минутной младости - вспомнил обо мне. Кстати или не кстати, два года и шесть месяцев не имею от них никакого известия, никто ни строчки, ни слова...
Горишь ли ты, лампада наша, Подруга бдений и пиров? Кипишь ли ты, златая чаша, В руках веселых остряков? Все те же-ль вы, друзья веселья, - Друзья Киприды и стихов? Часы любви, часы похмелья По прежнему ль летят на зов Свободы, лени и безделья? В изгнаньи скучном, каждый час Горя завистливым желаньем, Я к вам лечу воспоминаньем, Воображаю, вижу вас:
Вот он, приют гостеприимной, Приют любви и вольных муз, Где с ними клятвою взаимной Скрепили вечный мы союз, Где дружбы знали мы блаженство, Где в колпаке за круглый стол Садилось милое равенство; Где своенравный произвол Менял бутылки, разговоры, Рассказы, песни шалуна, И разгорались наши споры От искр и шуток, и вина...
О сжальтесь надо мною, Товарищи друзья! Красоткой молодою Вконец измучен я.
Невольно я тоскую, Горька моя судьба, Несите ж круговую, Откройте погреба.
Там, там во льду хранится Бутылок гордый строй, И портера таится Бочонок выписной.
Нам Бахус, заикаясь, К нему покажет путь, — Пойдемте все, шатаясь, Под бочками заснуть!
В них сердца утешенье, Награда для певцов, И мук любви забвенье, И жар моих стихов. ======================================= Чтец:
П. А. ВЯЗЕМСКОМУ. Михайловское, 1826 год .
Так море, древний душегубец, Воспламеняет гений твой? Ты славишь лирой золотой Нептуна грозного трезубец? Не славь его! В наш гнусный век Седой Нептун - земли союзник. На всех стихиях человек - Тиран, предатель или узник.
Сердечно благодарю тебя за стихи. Ныне каждый порыв из вещественности - драгоценен для души. Критику отложим до другого раза. Правда-ли, что Николая Тургенева привезли на корабле в Петербург? Вот каково море наше хваленое! Еще таки я все надеюсь на коронацию. Повешенные повешены, но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна.
Нас было много на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали В глубь мощны весла. В тишине На руль склонясь, наш кормщик умный В молчаньи правил грузный челн; А я- беспечной веры полн - Пловцам я пел... Вдруг лоно волн Измял сналету вихорь шумной Погиб и кормчий и пловец! - Лишь я, таинственный певец, На берег выброшен грозою. Я гимны прежние пою, И ризу влажную мою Сушу на солнце, под скалою... ======================================= ПЕСНЬ ШЕСТАЯ. Послание в Сибирь
Во глубине сибирских руд Храните гордое терпенье, Не пропадет ваш скорбный труд И дум высокое стремленье.
Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном подземелье Разбудит бодрость и веселье, Придет желанная пора: <...> Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут — и свобода Вас примет радостно у входа, И братья меч вам отдадут. ======================================= Чтец:
А. И. КАЗНАЧЕЕВУ. Одесса, 1824 год.
...Вы говорите мне о покровительстве и о дружбе, - двух вещах, по моему мнению, несовместимых. Я не могу, да и не хочу претендовать на дружбу графа Воронцова, еще менее - на его покровительство; ничто, сколько я знаю, не принижает более, чем покровительство... У меня есть на этот счет демократические предрассудки, которые стоят предрассудков аристократической гордости...
А. И. ТУРГЕНЕВУ. Одесса, 1824 год.
... Воронцов - вандал, придворный хам и мелкий эгоист. Он видел во мне коллежского секретаря, а я, признаюсь, думаю о себе что-то другое... ======================================= ПЕСНЬ СЕДЬМАЯ. Дар напрасный, дар случайный...
Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной Ты на казнь осуждена?
Кто меня враждебной властью Из ничтожества воззвал, Душу мне наполнил страстью, Ум сомненьем взволновал?..
Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучный жизни шум. ======================================= Чтец:
ИЗ ДНЕВНИКА. 1834 год.
1 января. Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцовала в Аничкове.
26 января. В прошедший вторник зван я был в Аничков. Приехал в мундире. Мне сказали, чтo гости во фраках. - Я уехал, оставляя Наталью Николаевну, и переодевшись отправился на вечер к Салтыкову. Государь был недоволен...
6 марта. Слава богу! Масляница кончилась, а с нею и балы... Все это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясались. ======================================= ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ. Не дай мне бог сойти с ума
Не дай мне бог сойти с ума. Нет, легче посох и сума; Нет, легче труд и глад. Не то, чтоб разумом моим Я дорожил; не то, чтоб с ним Расстаться был не рад:
Когда б оставили меня На воле, как бы резво я Пустился в темный лес! Я пел бы в пламенном бреду, Я забывался бы в чаду Нестройных, чудных грез.
И я б заслушивался волн, И я глядел бы, счастья полн, В пустые небеса; И силен, волен был бы я, Как вихорь, роющий поля, Ломающий леса.
Да вот беда: сойди с ума, И страшен будешь как чума, Как раз тебя запрут, Посадят на цепь дурака И сквозь решетку как зверка Дразнить тебя придут.
А ночью слышать буду я Не голос яркий соловья, Не шум глухой дубров — А крик товарищей моих, Да брань смотрителей ночных, Да визг, да звон оков. ======================================= Чтец:
Пора, мой Друг, пора! Покоя сердце просит; Летят за днями дни и каждый день уносит Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем Предполагаем жить... и глядь, все прах: умрем. На свете счастья нет, но есть покой и воля. Давно завидная мечтается мне доля, Давно, усталый раб, замыслил я побег В обитель дальнюю трудов и чистых нег.
ЖЕНЕ. Петербург, 1834 год. ...Надобно тебе поговорить о моем горе. Наднях хандра меня взяла, подал я в отставку, но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул и Христом и богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать, и что скажут Машка, а в особенности Сашка. Утешенья мало им будет в том, что их папеньку схоронили как шута, и что их маменька ужас как мила была на Аничковских балах... ======================================= ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ. Умолкну скоро я
Умолкну скоро я!... Но если в день печали Задумчивой игрой мне струны отвечали; Но если юноши, внимая молча мне, Дивились долгому любви моей мученью; Но если ты сама, предавшись умиленью, Печальные стихи твердила в тишине И сердца моего язык любила страстный... Но если я любим... позволь, о милый друг, Позволь одушевить прощальный лиры звук Заветным именем любовницы прекрасной!... Когда меня навек обымет смертный сон, Над урною моей промолви с умиленьем: Он мною был любим, он мне был одолжен И песен и любви последним вдохновеньем. ======================================= Чтец:
А. А. ДЕЛЬВИГУ. Одесса, 1823 год, — Скучно, моя радость! вот припев моей жизни...
К. Ф. РЫЛЕЕВУ. Михайловское, 1825 год. ...Тебе скучно в Петербурге, а мне скучно в деревне. Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа. Как быть. Прощай Поэт - когда-то свидимся?..
П. В. НАЩОКИНУ Царское Село, 1831 год. Страховать жизнь еще на Руси в обыкновение не введено, но войдет же когда-нибудь; покамест мы не застрахованы, а застращены.
ЖЕНЕ. Петербург, 1834 год. ...Все эти праздники просижу дома. К наследнику являться с поздравлениями и приветствиями не буду; царствие его впереди, и мне, вероятно, его не видать, Видел я трех царей: первый велел снять с меня картуз, и пожурил за меня мою няньку; второй меня не жаловал; третий хоть и упек меня в камер-пажи под старость лет, но променять его на четвертого не желаю: от добра добра не ищут. Посмотрим, как-то наш Сашка будет ладить с порфирородным своим тезкой; с моим тезкой я не ладил. Не дай бог ему идти по моим следам, писать стихи, да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плетью обуха не перешибет.
ЖЕНЕ. Москва, 1836 год.
Чорт догадал меня родиться в России с душою и талантом! Весело, нечего сказать... ======================================= ПЕСНЬ ДЕСЯТАЯ. Погасло дневное светило
Погасло дневное светило; На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный... И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает; Я вспомнил прежних лет безумную любовь, И все, чем я страдал, и все, что сердцу мило, Желаний и надежд томительный обман... Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к пределам дальным По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей...
Впервые о том, что этот цикл существует, я прочитал в книге Софьи Хентовой "Пушкин в музыке Шостаковича" (Павловск, 1996). Естественно, там о нем пишется презрительно
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
Аудио/видеозаписи и литература предоставляются исключительно для ознакомления. После ознакомления они должны быть удалены, иначе, вероятно, Вами будет нарушен закон "об авторском праве и смежных правах".
Меню сайта
Помощь тяжело больным детям. 
ПОГРУЖЕНИЕ В КЛАССИКУ. Здесь живет бесплатная классическая музыка в mp3 и других форматах.