Гайдновский юбилей — 200-летие со дня смерти — звукозаписывающая индустрия явно заметила, но отмечает эту мемориальную дату на не вполне предсказуемый лад. То, на чем все эти два века репутация венского классика основывалась, то есть прежде всего его симфонии (а их сотня с лишним) и квартеты (тоже несколько десятков), как будто бы оставлено в стороне. Самые яркие из откликнувшихся на юбилей релизов посвящены совсем другой части гайдновского творчества, той части, которая традиционно считалась второстепенной — его итальянским операм. 

Соперничать с прославленными на всю Европу оперными композиторами (а таких на его век пришлось немало: Йоммелли, Траэтта, Галуппи, Сарти, Паизиелло, Мартин-и-Солер, Сальери, Моцарт, наконец) Гайдн как будто бы и не очень стремился. Почти все его оперы написаны не для больших и престижных столичных сцен, а для дворцового театра князя Эстерхази. В подавляющем большинстве это увеселительные вещицы, которые по всемирно-исторической значимости все-таки вряд ли смогли бы встать в один ряд с тремя великими операми-буфф Моцарта, хотя тут все очень зависит от конкретных опер и конкретных номеров — смотря как составить подборку. Теперь вот, вслед за Патрисией Петибон и Анной Бонитатибус, итальянские оперные арии Гайдна записал знаменитый немецкий баритон Томас Квастхофф, и сразу можно сказать, что в данном случае подборка удалась: оперный Гайдн, остроумный и изобретательный, в альбоме отрекомендован самым лестным для него образом. 

Томас Квастхофф, при упоминании которого вспоминаются главным образом тонко-меланхолические трактовки песен немецкого романтизма, для этой музыки адвокат довольно неожиданный, однако убедительный. Лирика отставлена в сторону; в интонациях его столько искренней и живой веселости, что даже и в немногих "серьезных" номерах (две арии из "Армиды" и три из "Души философа") начинает, кажется, сквозить насмешливость. Он играет голосом везде, где только можно: бурлескная фразировка, комедийная артикуляция, есть даже случай насвистывания в микрофон (и как-то не сомневаешься, что насвистывал певец лично). Вся эта гистрионика, за исключением насвистывания разве что, у него получается превосходно, с точки зрения вкуса, по крайней мере. На материале этого альбома, в самом деле, можно учиться тому, как делать такие вещи, оставаясь за версту от пошлости. Другое дело, что требований к самому вокалу это не снимает, и тут толика слабых мест у альбома все-таки обнаруживается, потому что бодрому артистизму не всегда соответствует столь же бодрая вокальная форма. Притом что Квастхофф с самого начала трактует эти арии именно как камерную музыку и, соответственно, тщательно рассчитывает свои силы, иногда голос певца звучит стерто, верха часто напряжены, и в звучании в целом чуть меньше гладкости и ровности, чем того требует хотя бы характер самой музыки. Частью эти недостатки все-таки нивелируются общим ощущением честной и обстоятельной работы, которое этот диск оставляет, и вдобавок певцу уж очень повезло с аккомпанементом: Фрайбургскому барочному оркестру, невзирая на его название, завидного интерпретаторского драйва хватает и на глубоко постбарочного Гайдна.