Портрет композитора
Прокофьев Сергей Сергеевич (23 апреля 1891 - 5 марта 1953) - русский/советский композитор и пианист.
Творчество Прокофьева, необычайно богатое по содержанию, соединяет в себе напряженный психологизм и величие эпоса, деятельную энергию и глубину созерцания, утонченную лирику и безудержное веселье. Опираясь на классическое наследие во всей его полноте, композитор осуществил реформаторские преобразования в музык. театре, симфонич. и камерно-инструментальном жанрах, смело обновлял традиционные средства выразительности.
Раннее творчество Прокофьева близко идеям русского авангарда, позже его музыка обогащается широкой лирической мелодичностью и строгой классичностью формы.
Первоначальное знакомство с музыкой - дома, в 1902-03 гг. частные уроки Р.М. Глиэра по композиции, первые сочинения.
1904 г. - поступил в Птб. консерваторию. Учился у А.К. Лядова (композиция), Н.А. Римского-Корсакова (инструментовка), А.Н. Есиповой (ф-но). Окончил консерваторию по композиции в 1909, а по ф-но - в 1914 г.
С 1908 - первые концерты с исполнением собственных произведений. Критики начала XX века называли Прокофьева музыкальным футуристом за использование шокирующих средств музыкальной выразительности.
Репутация "музыкального варвара" утвердилась за Прокофьевым после первого исполнения симфонической сюиты "Ала и Лоллий" в 1916 г. в Петрограде.
Опера "Игрок" (1-ая редакция - 1916 г., 2-ая -1927 г.) по роману Ф.М.Достоевского стала опытом музыкальной адаптации прозаического диалога.
В это же время начал формироваться неповторимый сплав лирики, иронии, юмора, ритмического напора и мелодического изящества, который стал характерной приметой творчества Прокофьева. Созданы: балет "Сказка про Шута, семерых шутов перешутившего", пять романсов на сл. А.А. Ахматовой, симфония №1 ("Классическая") и многое другое.
В мае 1918 г. Прокофьев выехал за границу в большое концертное путешествие и вернулся на Родину только годы спустя (есть сведения о 1933 г., но в действительности он вернулся несколько позднее).
Живя за границей, Прокофьев активно гастролировал в Америке, Европе, В Японии, на Кубе. В 1927 г. давал концерты в Москве, Ленинграде, Харькове, Киеве, Одессе.
В эти же годы им создано множество произведений - опера "Любовь к трем апельсинам" по сказке К.Гоцци, пять песен без слов для голоса (или скрипки) с фортепиано, концерт №3 для фортепиано с оркестром и соната для ф-но №5, симфония №2, опера "Огненный ангел", а на материале из оперы "Огненный ангел" - симфония №3, балет "Стальной скок".
Живя за границей Прокофьев создал несколько произведений по заказам из СССР, в том числе симф. сюиты "Поручик Киже" (для к/ф) и "Египетские ночи" (для спектакля).
Весной 1936 Прокофьев с семьей обосновался в Москве. В дальнейшем он выезжал за границу (в Европу и США) лишь дважды в сезоне 1936/37 и 1938/39. Творческая жизнь Прокофьева между 1936 и 1948 отличалась исключительной интенсивностью. В 1936 он практически завершил работу над балетом "Ромео и Джульетта", который был заказан ему в 1934 дирекцией театра им. Кирова в Ленинграде (премьера балета в этом театре).
К 20-тилетию Октября была создана кантата на слова Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина - своего рода коммунистическая литургия(грандиозная фреска для двух хоров и четырех оркестров. По своему драматургическому плану Кантата Прокофьева в некоторых отношениях воспроизводит схему католической мессы), но впервые ее исполнили (с купюрами) только в 1966 г. Значительной художественной удачей явилась вторая монументальная кантата Прокофьева "Александр Невский" (1939), созданная на основе музыки к одноименному фильму С. М. Эйзенштейна. На 60-летие Сталина Прокофьев написал кантату "Здравица", исполнение которой стало кульминационным пунктом юбилейных торжеств. Менее успешной оказалась судьба еще одного приношения Прокофьева на алтарь государственной идеологии оперы "Семен Котко" по роману В. П. Катаева "Я сын трудового народа" на сюжет из истории Гражданской войны на Украине; поставленная в Москве в 1940, опера подверглась резкой критике и вскоре была снята с репертуара.
Музыка к кинофильму "Александр Невский" и кантата на ее основе, опера "Семен Котко", опера "Обручение в монастыре" созданы в предвоенные годы. События ВОВ дали толчок для работы над оперой "Война и мир", кот. стала грандиозной народно-патриотической эпопеей. В годы войны также написаны: балет "Золушка", симфонии NN 5 и 6, сонаты для ф-но, для скрипки и др...
[БГ-Знание.Ру]
В 1948 году Прокофьев подвергся нападкам за т. н. «формализм» и симпатии к западной музыке. С 1949 года Прокофьев ведёт жизнь аскета. Он почти не выезжает с дачи, но даже при строжайшем медицинском режиме пишет оперу «Повесть о настоящем человеке», балет «Каменный цветок», Девятую фортепианную сонату, ораторию «На страже мира» и многое другое. Последним сочинением, которое довелось композитору услышать в концертном зале, стала Седьмая симфония (1952).
Прокофьев скончался в Москве в коммунальной квартире (у родителей второй жены) в Камергерском переулке от гипертонического криза 5 марта 1953 года. Так как он умер в день объявления смерти Сталина, его кончина осталась почти незамеченной, а близкие и коллеги композитора столкнулись в организации похорон с большими трудностями...
[Wikipedia]

 

 

                                    

 

Портрет музыканта
Джон (Ричард) Лилл (р. 17.03.1944) - британский пианист.
Учился в Королевском музыкальном колледже, затем совершенствовался у Вильгельма Кемпфа. Первый сольный концерт сыграл в возрасте девяти лет, а в 18 лет исполнил Третий фортепианный концерт Рахманинова с оркестром под управлением Адриана Боулта. После успешного дебюта в Лондоне в 1963 с Пятым концертом Бетховена и в Карнеги-холле (Нью-Йорк; 1969) Лилл получил мировую известность, а ещё через год выиграл четвёртый Конкурс имени Чайковского (первая премия была разделена между ним и Владимиром Крайневым). Начав международную концертную карьеру, пианист играл в Амстердаме, Берлине, Риме, Стокгольме и других европейских городах, а также в СССР и Австралии, сделал многочисленные записи с крупнейшими оркестрами мира, выступал на радио и телевидении. Лилл - член жюри международных конкурсов, обладатель титула Офицера ордена Британской империи.
Репертуар Лилла весьма обширен, отличительные черты игры пианиста - блестящая виртуозность и широкая палитра звучаний. Среди его записей - полное собрание сонат и концертов Бетховена, Прокофьева, и концертов Рахманинова.
[Wikipedia]

 

 

Sergey Prokofiev - Last Piano Sonatas
John Lill - piano
Recorded in 1991
Тotal time - 73:05

 

Piano Sonata No. 7 in B flat major, Op. 83:
01. Piano Sonata No. 7 - I. Allegro inquieto - Andantino - Allegro
02. Piano Sonata No. 7 - II. Andante caloroso
03. Piano Sonata No. 7 - III. Precipitato

 

Piano Sonata No. 8 in B flat major, Op. 84:
04. Piano Sonata No. 8 - I. Andante dolce
05. Piano Sonata No. 8 - II. Andante sognando
06. Piano Sonata No. 8 - III. Vivace

 

Piano Sonata No. 9 in C major, Op. 103:
07. Piano Sonata No. 9 - I. Allegretto
08. Piano Sonata No. 9 - II. Allegro strepitoso
09. Piano Sonata No. 9 - III. Andante tranquillo
10. Piano Sonata No. 9 - IV. Allegro con brio ma non troppo presto

 

 

Фортепианная соната № 7, ор.83 (1939-1942).
Соната была впервые исполнена в московском Колонном Зале 18 января 1943 года Святославом Рихтером. Последний позже писал о тех силах хаоса и глубинного смертоносного зла, к которым прикасается соната, и о том, что она ставит вопрос о смысле жизни человека, ответ на который ему непременно надлежит дать на фоне этих сил, и что этот ответ подразумевает мужественное жизнеутверждение и любовь ко всему живому. Сонату представили на Сталинскую премию по второму разряду (он получил ее сразу же в 1943 году), - первую из пяти таких официальных наград, которые получит Прокофьев.
Замысел Седьмой сонаты возник еще в предвоенные годы. Но, законченная в 1942 году, озаренная зарницами бушевавшей грозы, она приобрела новый облик, и это ставит ее на особое место среди фортепианных произведений Прокофьева.
В сонате три основные образные сферы: драматическая напряженность и тревожность музыки первой части, светлая философская лирика второй, могучая и несокрушимая сила, обрушивающаяся лавиной звучаний третьей. Концепция, встречающаяся в других крупных произведениях Прокофьева этих лет, но как всегда у него, воплощенная по-новому. Добавим, что в Седьмой сонате Прокофьев почти не повторяет своих предшествующих пианистических находок, достигая поистине ослепительного блеска и мощи.
В музыке первой части возникают зловещие, бездушные образы, чувствуется вторжение враждебного человеку начала. Все это непосредственно ассоциируется с переживаниями военного времени. Отсюда - колючесть, суховатость звучания первой части, для которой найдены формы также графичного пианистического изложения. Постоянное использование двухголосной фактуры, жесткость резко диссонирующих аккордов - усиливают настроение нарастающей тревоги. Дух беспокойства преобладает в первой части, лишь ненадолго уступая место лирике второй темы, речитативной по складу. Она незаметно вливается в разработку, где господствуют динамизированные элементы первой части. Здесь много острых гармонических звучаний и политональных эпизодов; смелая игра регистров сочетается со сложными фактурными приемами, создающими неожиданные колористические эффекты. Все вносит в разработку массу контрастов, крайне обостряет драматические конфликты, нервную напряженность, все время сдерживаемую организующим волевым усилием. Общая неуравновешанность настроения, установившегося в начале сонаты, достигает здесь кульминации. После громадной разработки следует краткое проведение второй темы и кода, построенная на элементах главной темы. Заключение лаконично усиливает устремленность общего развития.
Указание на контраст первой и второй части сонатного цикла стало общим местом в исследованиях. Но в Седьмой Прокофьева контраст действительно необычен. Если в первой части преобладает сухость звучания и рациональность конструктивистких построений, то во второй - эмоционально насыщенная, типично прокофьевская лирика. Сколько тепла в певучей форме, которой начинается это Andante caloroso, как свободно она развивается и как колоритно оттенена вводными эпизодами! Каждый из них интересен приемами фортепианной инструментовки, основанной и на оригинальных эффектах голосоведения. Лирический напев начала и экстатически-вдохновенный подъем кульминации - все проникнуто теплотой чувства, поэтически-возвышенной эмоцией, воплотившейся в образе прекрасной мелодии.
Нетрудно понять внутренний смысл Andante. Оно переносит в мир высоких человеческих дум и чувств, приобретающих в суровые военные годы особое значение. Не случайно с новой силой зазвучали в это время и многие лирические страницы русской музыкальной классики. Вечная красота родной природы и искусства воспринимались как антитеза чудовищной жестокости обрушившегося нашествия.
Финал полон эпического размаха и мощи, напоминающих о "Богатырской" симфонии Бородина. Пожалуй, никогда еще в фортепианной музыке эта связь не выступала с такой ясностью. Прокофьев подходил и раньше к решению сходных художественных задач, но ему не удавлось нарисовать такой грандиозной картины. Финал точно вырублен из одного куска гранита - он целен по тематизму и непрерывности ритмической пульсации. Это - могучая токката, идущая в метре 7/8 (он складывается по-разному: 3+2+2, 2+2+3 и 2+3+2). Все основные элементы музыки есть уже в тематическом зерне - ясность звучания мажорного аккорда, нарушенного вторжением диссонирующего звука до-диез, и разнообразный по внутренней структуре семидольный размер.
В финале немало технических трудностей, но все они связаны с воплощением композиторского замысла, далеко выходящего за пределы концертно-виртуозного жанра, с которым обычно ассоциируется токката. Музыка Прокофьева замечательна истинно железной логикой динамического развития и мощью звучания. Особенно впечатляет реприза с ее лавинообразными нарастаниями, сдерживаемыми, как и во всем финале, неукротимой четкостью и размашистостью движения, оживляемого упорными акцентами. Подход к репризе осуществлен очень эффектно, напряжение растет вплоть до последних тактов. Стремительный излет, резко обрывающийся тремя звенящими октавами, заканчивает этот редкостно своеобразный финал.

Фортепианная соната № 8, ор.84 (1939-1944).
Соната № 8 Прокофьева представляет собой значительный контраст по сравнению со своей предшественницей - Сонатой № 7 (Op.83), несмотря на то, что повторяет ее тональность си-бемоль мажор. Впервые исполнена по желанию автора 30 декабря в Большом Зале Московской Консерватории молодым тогда пианистом Эмилем Гилельсом.
В 1946 году Прокофьев получил за эту сонату очередную Сталинскую премию (3-ю по счету).
По словам одного из лучших пианистов современности Андрея Гаврилова, cама соната рассказывает об уничтожении людей в XX веке, о смене чудовищных режимов. Особенно ярко соната раскрывает свою суть в третьей, заключительной части, где в правой руке, в высоких можно услышать гимны и бравурные марши; в средних же этот, казалось бы, торжественный мажор получает основу из минора, делая все словно звучащие внутри третьей части сонаты марши фальшивыми; в левой руке, в басах слышится тяжелый, ледяной, шагающий через время ужас. Особенного внимания стоит окончание третьей части и всей сонаты №8 - она обрывается в "грязном" аккорде, которым Прокофьев словно посылает проклятье через время всему человечеству.
"Из всех прокофьевских сонат она самая богатая, - пишет Рихтер. - В ней сложная внутрення жизнь с глубокими противопоставлениями. Временами она как бы цепенеет, прислушиваясь к неумолимому ходу времени. Соната несколько тяжела для восприятия, но тяжела от богатства - как дерево, отягченное плодами".
В Восьмой отражена полнота мыслей и чувств, она едва ли не самая большая по своим размерам из всех, написанных Прокофьевым. Соната трехчастна, причем между двумя широко развернутыми крайними частями помещено сжато изложенное и довольно традиционное Andante в характере менуэта. В сонате преобладают лирические размышления, но и в них врываются отзвуки грозных событий.
Спокойно и раздумчиво-проникновенно начало первой части, источник чистой, чуть холодноватой, но прекрасной лирики. Начальная тема получает широкое развитие. Строгая логичность голосоведения, свобода использования регистров, необычность фактуры - все создает специфичность звучания насыщенного, полного и вместе с тем прозрачного. Лирическая мелодия развертывается на фоне текучих, обволакивающих ее фигураций. Все это очень пианистично, интересно оригинальностью фактуры.
Своеобразна и вторая тема, идущая в параллельном миноре. Ее характер также лирический, но построение совершенно иное, основанное на контрасте угловатого хода нисходящей ноны и распевно-русского тематического зерна. Привлекает внимание подголосочное двухголосие, создающее впечатление широкого простора, проникнутое элегичностью светлой грусти. Музыка полна поэтической прелести, в чем-то напоминающей лирические страницы Чайковского. И здесь фортепианная фактура во многом необычна. Как интересны, например, тембровые краски, возникающие из сочетания подголосков. Это новый прием пианистического письма.
Спокойствие экспозиции сменяется тревожностью разработки. Из затухающих звучаний второй темы возникает в нижнем регистре движение шестнадцатыми, развертывающееся в большой эпизод, проникнутый нарастающим беспокойством. Кульминацией является второй раздел разработки, изобилующий диссонирующими гармониями, подчеркнуто декламационный по интонациям и ритму. И здесь мастерски использованы контрасты фортепианных регистров в плане темброво-драматургического значения. По внутреннему содержанию все это напоминает страшные видения "Александра Невского", приобретшие теперь новый, реальный смысл. Тем большее впечатление производит заключительный раздел разработки, с его постепенным эмоциональным спадом, приводящим к появлению главной темы. Смысл разработки вполне ясен. Это - видение жестокой действительности, нарушающее ясность лирического созерцания, - концепция, часто встречающаяся в произведениях военных лет, но воплощенная по-прокофьевски своеобразно. Элемент злого наваждения не занимает здесь такого места, как в предшествующей сонате, на первый план заметно выступает лирическое начало.
Бравурная кода первой части виртуозна по мастерству пианистической отделки и необычна по металлическому блеску звучания. Блистательны нисходящие пассажи разложенных трезвучий, да и вся фактура пассажей, вырывающихся на свободу в этих страницах сонаты. Как это всегда бывает у Прокофьева, их поток скован четкостью ритмических формул. Неожиданно появление спокойных последних тактов, завершающих первую часть в лирических тонах.
Вторая часть - спокойный, несколько стилизованный менуэт. Светлая и ясная музыка интересна фортепианной инструментовкой. Неожиданные каденции в конце фраз (тема, начинающаяся в ре-бемоль мажоре, в последнем такте модулирует на полтона вверх, а при проведении в ре мажоре - на малую терцию), полнозвучное заполнение регистров, ритмическое изящество - все создает впечатление оазиса отдыха после напряженного развития первой части. На первый взгляд здесь несколько нарушен масштаб. Однако на самом деле композитор точно уравновешивает пропорции, и вторая часть воспринимается как органически необходимый эпизод грандиозного звукового полотна Восьмой.
В финале вступает в свои права прокофьевская виртуозность в ее типических формах. Составные элементы просты, но как нов их облик здания, сложенного из всем давно знакомых кирпичиков: арпеджированных пассажей, гамм (по большей части, кратких), смелых скачков и других излюбленных элементов прокофьевского пианизма. Все это стихийно-виртуозно, но бравура подчинена строгому интеллекту, через все проходит единая линия логического развития, объединяющего пестрый тематический материал финала: увлекательную тарантеллу начальных страниц, пленительно веселую вторую тему и причудливый мелодизм среднего эпизода. Финал полон движения, захватывает яркостью контрастов, блеском тембровых красок и гаромнической свежестью. Как красиво звучат, например, политональные блики последней страницы, проникнутой неудержимым стремлением вперед!

Фортепианная соната №9, ор.103 (1947).
По окончании Великой Отечественной войны Прокофьев завершает две свои самые масштабные работы: Первую скрипичную сонату и Шестую симфонию. От них далеко отстоит написанная «для себя» (!) и законченная осенью 1947 года Девятая фортепианная соната. В ней мы не находим никакого авторского пафоса, даже сам язык сонаты подчеркнуто занижен; как будто композитор старается убедить современников в том, что эта вещь - проходная. Зато гений С. Прокофьева пытается тут заговорить с потомками; перед нами - философски осмысленный авторский жизненный самоотчет композитора…
Обычная для сонатного стиля 3-частная структура нарушается здесь 4-частным построением (пример подобного же исключения дает нам соната № 29 (Hammerklavier) Бетховена, поскольку она также составлена из 4 частей). Ощущая внешнюю невыигрышность сонаты, назначенный автором для ее исполнения Святослав Рихтер старался оттянуть публичную премьеру, но дальше 60-летного юбилея Сергея Сергеевича делать это было уже неприлично, и, таким образом, 21 апреля 1951 года соната была исполнена. То, что испытал при этом исполнитель, оказалось для него сюрпризом, так как значительно превзошло ожидания: музыка Прокофьева неожиданно явила свой скрытый потенциал, и Рихтер нашел эту музыку «блестящей, простой и даже интимной». Но с ним, по-видимому, могло бы согласиться не так много исполнителей, поскольку и по сей день Девятая Прокофьева не относится к числу часто исполняемых произведений.
Девятая интимнее, чем предшествующие сонаты Прокофьева. Но она привлекает силой художественного интеллекта и благородством стиля, чуждого внешней эффектности и несколько "зашифрованного" в своих эмоциональных образах.
Музыка сонаты несколько умозрительна, требует активности восприятия. Можно по-разному судить о такой манере письма, но нельзя упрекнуть композитора в недостаточной глубине замысла. Кроме того, как показывает концертная практика, мера доступности изменяется с течением времени.
В изящно очерченной и сдержанной главной теме первой части есть нечто идиллическое, быть может, навеянное жизнью композитора на Никольской горе, вдали от городской суеты и шума. Светлая и ясная, она изложена без всяких ухищрений. Почти вся музыка первой части проникнута ясной безмятежностью. Тонкие мелодические нити протянулись через эту часть, из них соткана фактурная ткань, утонченная, изобилующая красивыми сочетаниями голосов (часто они удалены друг от друга на большое расстояние), но очень экономная в использовании технических средств.
Скупа фактура и небольшой второй части - пестрой по своим элементам: в ней сливаются отзвуки марша и песни, причем в этих жанрах нет ничего бытового, подчеркнуто конкретного. Взлеты гамм сочетаются с размеренным движением аккордов, чеканными интонациями мелодии. Интересен средний эпизод - характерное прокофьевское двухголосие с его раскидистой, слегка гротескной мелодией.
Третья часть сложнее по образному содержанию. Вначале слышится лирический распев, в изложении которого найдено много интересных фактурных деталей. Контраст вносится эпизодом Allegro sostenuto с его энергичной мелодией, звучащей в двукратном удвоении на фоне равномерного движения шестнадцатых. Вторично композитор излагает этот эпизод по-иному - в глубоких басах, на фоне журчащих аккордовых фигураций, а в заключение он предстает еще ослепительнее в верхнем регистре.
Финал идет в быстром движении, полон юмора. В росчерке мажорной мелодии, расцвеченной интонационными сдвигами, есть нечто, напоминающее скерцозные прокофьевские темы, например, "Джульетта-девочка". Так же обычна для Прокофьева и светлая лирика среднего эпизода (Andantino), интересного широтой фактурного изложения, захватывающего чуть ли не весь диапазон фортепиано. В заключение, на фоне журчания квинтолей, появляется воспоминание о первой теме сонаты, проходящей в верхнем регистре и истаивающей в мягко звучащих сменах гармоний, приводящих к глубокому звучанию до-мажорного аккорда в басу (последний такт).
Лирика Девятой воспринимается как нечто изысканное, на ней лежит неуловимый отпечаток усталости, быть может, прощального взгляда на красоту природы. Как бы то ни было, она стала прекрасным завершением цикла фортепианных сонат Прокофьева.


... "Постановлением ЦК ВКП(б) об опере В. И. Мурадели "Великая дружба" от 10 февраля 1948 музыка Прокофьева, наряду с произведениями других крупнейших советских композиторов, была объявлена "формалистической", "чуждой советскому народу".
От этого удара Прокофьев не оправился до конца жизни...

 

P.S. Allegro con brio,
                              ma non troppo presto...