Погружение в классику
Погружение в классику
RSS
статьи о музыке
Меню сайта
Поиск
по заголовкам
по всему сайту
поиск от Google

Категории каталога
композиторы - алфавит [7]
Материалы о композиторах. Составлением занимается администрация.
исполнители - алфавит [19]
Материалы об исполнителях. Составлением занимается администрация.
Серебряный век музыки [23]
путешествие в начало XX века вместе с YeYe
музыканты - не по алфавиту [137]
материалы о музыкантах от наших пользователей
прочее [163]
все остальное
Гленн Гульд - избранное [5]
главы из книги

Приветствуем Вас, Гость.
Текущая дата: Среда, 04 Декабря 24, 11:21
Начало » Статьи » музыканты - не по алфавиту

БОРИС ПИГОВАТ: «ВСЛУШИВАЯСЬ В ЕГО МУЗЫКУ”. очерк Бориса Турчинского
БОРИС ПИГОВАТ: «ВСЛУШИВАЯСЬ В ЕГО МУЗЫКУ”.
Борис Турчинский

«Наиболее важными событиями своей творческой жизни я считаю премьеру «Холокост-Реквиема» в Киеве в 2001-м году (к 60-й годовщине трагедии Бабьего Яра) и исполнение этого же сочинения в Новой Зеландии в 2008-м году в программе концерта «70 лет событий «Хрустальной Ночи» (в память о событиях, с которых началась трагическая история Холокоста). Также для меня очень важна премьера «Песен моря» в Карнеги-Холле и исполнение симфонической картины «Ветер Йемена» такими замечательными духовыми оркестрами, как Tokyo Kosey Wind Orchestra (2004 год, международный фестиваль в Токио) и «La Armonica» (Буньоль, Валенсия, 2010 год, концерт «Mano a mano»).
Так вкратце ответил израильский композитор Борис Пиговат на мой вопрос о главном в его творческой биографии. Вообще же он так глубок и интересен, что одним коротким вопросом и одним коротким ответом не определить этого мастера и не постичь его творчество.

Справка

Борис Зеликович Пиговат — композитор, преподаватель, доктор Бар-Миланского университета (2002 г.), член Союза композиторов Израиля. Родился в Одессе, закончил теоретико-композиторское отделение Московского музыкального училища имени Гнесиных, затем Московский музыкально-педагогический институт имени Гнесиных по классу композиции у профессора Н.И.Пейко.
Так пишет о Борисе Пиговате Википедия и делает забавную, но довольно показательную ошибку. Потому что правильно не Бар-Миланского, а Бар-Иланского университета.
Не все в мире знают об израильском университете Бар-Илан, хоть он престижный и довольно известный, зато о Милане – городе-законодателе высокой моды и высокого искусства, «Париже на Апеннинах», знают все! Отсюда и эта ошибка по созвучию…
Этот небольшой казус заставил задуматься о звуках и созвучиях, ассоциациях, без которых в музыке не может быть ничего, – без воображаемых картин, которые рисует в сознании её звучание. У каждого слушателя ассоциации свои, и пояснять их не нужно. В этом вся волшебная притягательность музыки… В музыке ничего не надо объяснять!
… Ну, разве что иногда, и самую чуточку.
Однажды, под впечатлением потрясающей игры великого кларнетиста Гиоры Фейдмана Борис Пиговат написал сочинение «Цфат» – клезмерскую рапсодию для тромбона и духового оркестра; это сочинение было посвящено Фейдману. (Читателю стоит пояснить, что Цфат – это город на севере Израиля, где ежегодно проходит фестиваль клезмеров.) Позже была сделана версия для скрипки с оркестром, которая тоже очень понравилась Фейдману, и он захотел ее играть как со струнным оркестром, так и со струнным квартетом. Только он попросил пьесу переименовать – за пределами Израиля не знают, что такое Цфат, и поэтому ее лучше назвать в соответствии с характером музыки – «Еврейская свадьба». Так композитор и сделал.
- Борис, с чего все начиналось? Кто первым увидел в Вас будущего композитора, кто подсказал Вам этот путь? Интересно было бы узнать о Ваших первых учителях!
- После того, как меня не приняли в школу имени Столярского (я не повторил точно предложенные мне ритмические рисунки), я поступил в класс скрипки обычной одесской районной музшколы – ДМШ №4.
Но сказать «обычной» было бы неправильно, ибо во главе этой школы стоял совершенно необыкновенный человек – Владимир Данилович Стаховский, великий энтузиаст музыкального образования. При нем в школе был класс композиции, выпускники получали уроки хорового дирижирования (с возможностью продирижировать школьным хором), а сам он организовал особую группу по теории музыки и сольфеджио, куда мне посчастливилось попасть. Там мы получали знания и навыки, соответствующие объему первого курса теоретического отделения музыкального училища. Именно Стаховский убедил моих родителей дать мне возможность попробовать поступить на учебу в Гнесинское музыкальное училище в Москве.
- Ваши первые сочинения пришлись на годы обучения в музыкальном училище? Ведь надо сказать, что в Советском Союзе, в отличие от других стран, было то среднее звено музыкального образования, та кузница, которая давала довольно высокий профессиональный уровень, обеспечивала многие оркестры талантливыми музыкантами, а детские музыкальные школы - преподавателями. Что осталось у Вас в памяти об этих годах?
- В музыкальном училище я прошел прекрасную подготовку. Знания, полученные там, помогли мне в вузе, в Гнесинке, отдавать минимум времени подготовке к занятиям и экзаменам по музыкально-теоретическим дисциплинам и максимально сосредоточиться на композиции, инструментовке (в классе профессора Николая Ивановича Пейко) и полифонии (которая в классе профессора Генриха Ильича Литинского была, фактически, еще одним курсом композиции).
Дополнительным фактором моего музыкального образования в тот период была интенсивная концертная жизнь Москвы. Первые два года в училище я занимался по композиции у Олега Константиновича Эйгеса – прекрасного музыканта, композитора и пианиста (позднее он перестал преподавать). Из сочинений училищного периода сохранились два – это «Маленький Принц» и «Соната-Баллада», которые впоследствии были изданы.
Однако композитором меня сделали годы учебы в классе Н.И. Пейко. Я счастлив, что судьба даровала мне общение с этим необычайно строгим (иногда даже суровым) и принципиальным учителем. Даже сейчас, во время работы над сочинением, я стараюсь увидеть свою работу его глазами и убрать все лишнее или недостойное.
Если говорить о значительном творческом успехе в период учебы, то это моя кантата «Хатынь» для хора, фортепиано и ударных инструментов. Работа победила на Всесоюзном студенческом композиторском конкурсе. Тогда же произошло еще одно знаменательное для меня событие. Готовя исполнение кантаты силами студентов института, я обратился за содействием к ударникам – ученикам класса Владимира Павловича Штеймана. Так я стал в этом классе «своим человеком», сделал обработки для ансамбля ударных инструментов таких произведений как «Протяжная» К.Лядова и 4-я часть «Испанской Рапсодии» Н. Римского-Корсакова.
Для Володи Калабанова – одного из лучших учеников Штеймана в тот период – я написал пьесу для вибрафона соло, которую потом, как я узнал совершенно случайно, уже, будучи в Израиле, использовали как обязательное произведение на одном из Всероссийских конкурсов. Если бы не эти контакты с классом Штеймана, партии ударных инструментов в моих партитурах выглядели бы по-другому.
Кажется, я был на третьем курсе, когда кафедры композиции и духовых инструментов решили, что студенты-композиторы должны написать небольшие сочинения для духовых инструментов. Я написал одну пьесу для трубы (класс Т.А. Докшицера) и еще одну – для тубы (класс В.Н. Досадина). Так началось мое вхождение в доселе малознакомый мне мир духовых инструментов.
Где эти пьесы сейчас, я не знаю. Тогда не было возможности скопировать, я отдал оригиналы исполнителям, а черновики не сохранил. Может быть, где-то эти ноты лежат – мне было бы интересно на них взглянуть сейчас. А на четвертом курсе я написал одночастный концерт-поэму для саксофона и струнных (плюс три тромбона и туба) и «набрался наглости» попросить исполнить это сочинение известную советскую саксофонистку Маргариту Шапошникову. И, что удивительно, – она согласилась! И прекрасно сыграла, правда, не с оркестром, а с фортепиано.
- На годы учебы в Москве пришёлся заметный творческий успех. Давайте поподробнее об этом. Сохранились ли у Вас творческие связи с российскими исполнителями, композиторами и дирижерами?
- У меня в Москве есть старинный друг, еще со студенческой скамьи – композитор Владимир Довгань, удивительной душевной чистоты человек и очень глубокий, серьезный и искренний композитор. Я очень люблю его музыку, в ней есть подлинность чувства и мысли, чего мне так часто не хватает в современной музыке.
Уже из Израиля я установил очень хорошие творческие контакты с музыкантами из Саратова – профессором класса трубы Саратовской Академии музыки, создателем и бессменным руководителем духового оркестра «Волга-Бэнд» дирижёром Анатолием Селяниным, дирижёрами Аркадием Шуром и Кириллом Ершовым, а также руководителем Brand Brass ансамбля Олегом Абрамовым. «Волга-Бэнд» - прекрасный музыкальный коллектив, обладающий высочайшим исполнительским уровнем. Этот оркестр исполнил почти всё, что мной написано для духового оркестра. А для ансамбля Brand Brass я сделал камерную версию моей оркестровой пьесы «Посвящение Шагалу», которую он играл как в России, так и за рубежом. Мои сочинения исполнялись также в Оренбурге.
Благодаря живущему в Израиле дирижеру Льву Арштейну у меня завязался творческий контакт с очень хорошим коллективом – симфоническим оркестром Белгородской филармонии. Они уже играли мою симфоническую поэму «Восхождение», и я надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество.
- Волею судьбы Вы оказались в Таджикистане, в Душанбе. Как Вы попали туда и чем знаменателен для Вас этот период жизни - прежде всего, естественно, творчески?
- Как я попал в Таджикистан? Очень просто. Будучи студентом, женился на однокурснице, жительнице Душанбе, и после окончания института им. Гнесиных мы распределились в Таджикистан.
В течение двенадцати лет я там преподавал, работал консультантом в Союзе композиторов, и даже какое-то время – вторым дирижером оркестра народных инструментов Таджикского телевидения и радио.
Что мне как композитору дал этот период жизни? Главное – умение воспринять и прочувствовать закономерности незнакомого для меня музыкального пласта (можно даже сказать, музыкального мира) с тем, чтобы потом преломить эти характерные черты сквозь призму моего собственного стиля. Я думаю, без этого приобретенного мной опыта не было бы таких моих произведений как «Ветер Йемена», «Изгнание», «Из 1001-й ночи» и некоторых других.
- В 1990 году Вы репатриировались в Израиль. Как сложилась Ваша судьба в первые годы? Как сегодня Вы себя чувствуете в этой стране?
- Первые два года я провел в кибуце Дафна рядом с ливанской границей. Удивительной красоты место! Там мы учили иврит, там я начал работать на обувной фабрике – отливал резиновые сапоги для конного спорта. Государство дало нам финансовую помощь для проживания, но необходимо было заработать на первый взнос для покупки квартиры. Работать приходилось с 4-х утра до 4-х дня. Вообще-то рабочий день – 8 часов, но сверхурочно платили больше.
После работы я немного отдыхал и приступал к сочинительству. Я не стеснялся того, что работаю не по специальности. И я, и все окружающие прекрасно понимали, что это временный этап в жизни и что я иду обычным путем репатрианта, прежде чем обрету свое место в новом для себя мире. Недаром в Израиле бытует выражение: «Любая работа приносит уважение выполняющему ее».
И действительно, через два года я уже начал работать как музыкант, - продолжает свой рассказ Борис Пиговат. - Министерство по делам репатриантов и Министерство культуры разработали специальную программу трудоустройства композиторов из бывшего СССР. Были созданы особые композиторские ставки при израильских детских музыкальных учебных заведениях – консерваториях (не путать с консерваториями в России! Тут, в Израиле, их называют «консерваторион»). Это была должность вроде «composer-in-residence» (в переводе с иврита – «домашний композитор»), и я начал работать таким «домушником» и дирижером струнного оркестра в консерваторионе в маленьком городке Кирьят-Бялик на севере Израиля, рядом с Хайфой.
Продолжаю там работать и сейчас. Этот оркестр – моя творческая лаборатория. Почти все мои сочинения для струнного оркестра были сначала исполнены этими детьми, и лишь потом – профессиональными оркестрами в Израиле и за его пределами.
Сейчас из всей музыки, написанной до приезда в Израиль, я оставляю в общем списке всего 6-7 произведений, которые по своему уровню могут приблизиться к «постсоветским» опусам. Объяснить это иначе, чем общим воздействием новой действительности, иной земли, иной атмосферы, я не могу, так как поначалу, переехав в Израиль, никакого музыкального влияния я не испытывал.
Первые два года, живя в кибуце Дафна, я был оторван от музыкальных центров и коллективов. Тем не менее, даже вещи этих лет уже значительно отличаются от всего, что я писал раньше: словно были сорваны какие-то запоры и высвободились ранее скованные силы.
И судьба у произведений, созданных в Израиле, тоже другая. Я недавно прикинул, что эти сочинения прозвучали более чем в 25 странах – в исполнении как израильских, так и местных музыкантов. У меня ощущение, что эта земля помогает тем, кто ее любит; она раскрепощает человека, выявляет и усиливает его скрытые потенции. Я благодарен Израилю ещё и за то, что именно здесь мною написано произведение, которое я считаю самым важным своим созданием – Реквием «Холокост» для альта и симфонического оркестра.
Аспирантуру я закончил в институте им. Гнесиных – заочно, у Н.И. Пейко в 1983-1986 годах. Завершал «Скорбной музыкой» для симфонического оркестра. А в Израиле я защитил докторскую диссертацию в Бар-Иланском университете, у профессора Андре Хайду. Композиция - оратория «Плач Иеремии». Теоретическое исследование - «Мелодические модели в «Страстях по Луке» К. Пендерецкого».
Все изменилось, когда я познакомился с одним замечательным человеком – дирижером оркестра консерватории израильского города Петах-Тиквы Михаилом Дельманом. Он открыл для меня совершенно новый и удивительный мир современного духового оркестра.
Я вдруг узнал, что есть замечательные профессиональные коллективы, играющие не только произведения, изначально написанные для этого состава, но уже давно практикующие исполнение блестяще сделанных переложений таких сочинений, как «Море» Дебюсси, 3-я симфония Малера, «Испанское каприччио» Римского-Корсакова, «Ромео и Джульетта» и «Франческа да Римини» Чайковского. Эти партитуры сделаны так, что не ощущается недостатка от отсутствия струнной группы. Тем более что в ряде духовых оркестров, помимо давно узаконенных контрабасов, уже существует и группа виолончелей. Подобные оркестры уже называются по-другому – Symphonic Wind Band, Symphonic Band, Wind Symphony.
Я начал фактически заново учиться оркестровать для духового оркестра, а точнее - стал по-другому мыслить для этого состава. Здесь есть огромный потенциал для композитора, тем более что такие оркестры испытывают острую потребность в качественных оригинальных симфонических, подчеркиваю - симфонических по духу, материалу и уровню развития - сочинениях.
Изначально свои произведения я писал для духового оркестра консерватории Петах-Тиквы, где я уже более 10 лет работаю как composer-in-residence. Это молодой, но прекрасный коллектив, с высоким исполнительским уровнем подготовки, и сочинять для него – подлинное удовольствие. Иногда кажется, что эти ребята не знают слова «невозможно». Произведения, которые я писал для них, затем хорошо оценивались профессиональными дирижерами, например, Деннисом Джонсоном, до недавнего времени – председателем WASBE, Всемирного объединения духовых оркестров и ансамблей. Они оценивались по существующей шести балльной шкале как соответствующие уровням 5, 5+ и 6. Для детей это был «этгар» - «вызов», они его принимали и справлялись! А уже потом эти произведения исполнялись профессиональными и университетскими, что близко по уровню, оркестрами Америки, Европы и даже Японии (Tokyo Kosei Wind Orchestra на фестивале ACL в Токио в 2003 году).
Сейчас я тоже стал членом WASBE, контактирую со многими дирижерами и оркестрами. Что же касается детского оркестра из Петах-Тиквы, с которого все началось, то я по-прежнему продолжаю с ним работать, вижу в нём серьёзного партнёра, оркестр осуществляет почти все мои премьеры (за исключением поэмы «Песнь моря», которую я написал по заказу Денниса Джонсона для его концерта в Карнеги-холле, и недавно исполненной им же «Идиллии»). Их исполнение нельзя назвать «детским», а можно только «молодым» - столько души, эмоционального огня и просто старания они в это вкладывают! Оркестром записано четыре диска, на которых звучат и мои сочинения.

«Мы и сейчас работаем над созданием новых совместных произведений и надеемся уже в новом сезоне порадовать слушателей премьерами произведений Бориса Пиговата, - рассказали корреспонденту коллеги израильского композитора в Саратове, - Сначала мы познакомились с его музыкой. На еврейском концерте оркестра «Волга-Бэнд» исполнялось очень много произведений Пиговата. Нас поразила глубина этой музыки! Пиговат очень востребован не только в Израиле. Мы обсуждаем рождение новых произведений, не хотелось бы размениваться на какие-то миниатюрки, хочется таких глобальных вещей, как дарит нам этот композитор!»
- Вы неоднократно в своем творчестве обращаетесь к теме Холокоста. Что она для Вас? Почему так трогательно близка Вам эта тема? От себя лично скажу, что, слушая «Бабий Яр», я был потрясен и покорен красотой музыки, глубиной ее психологического содержания. Воздействие на слушателя огромно, это заставляет нас, не знавших ужасов Холокоста, содрогнуться и замереть в памятном молчании.
- Я так отвечу на этот вопрос. Трагическая тема — вечная тема в искусстве и мощная подпитка творчества композиторов, музыкантов, художников…

Из газет:

В Национальной филармонии Украины прошел вечер посольств Израиля и Германии, посвященный трагедии Бабьего Яра. На вечере был исполнен Реквием «Холокост», который написал израильский композитор Борис Пиговат.
- Наше посольство решило сделать несколько проектов в области культуры, связанных с этой печальной датой, — рассказала посол государства Израиль в России Анна Азари. - Параллельно и не зависимо от нас немецкое посольство тоже собиралось провести концерт в эти дни. Мы объединили творческие усилия, и получилась международная акция. Национальный симфонический оркестр Украины и дирижер Роман Кофман — из Украины, солист-альтист Райнер Мог — из Германии, Реквием «Холокост» написал израильский композитор Борис Пиговат, а симфония «Желтые звезды» — детище знаменитого российского композитора Исаака Шварца.
Борис Пиговат не скрывал своего волнения оттого, что мировая премьера его произведения состоялась именно в Киеве. Он рассказал о том, что, когда писал «Реквием», то пережил огромную внутреннюю боль, которая выплеснулась в музыке. Работа растянулась на полтора года и шла очень мучительно. К этому примешивались и личные переживания композитора: ведь в Бабьем Яре – могила его близких родственников, убитых нацистами 29 сентября 1941 года.
Свое сочинение он построил по традиционной структуре католической поминальной мессы и в характере особой Поминальной молитвы («Изкор») памяти 6 000 000 погибших в Холокосте, которая, по еврейской традиции, читается четыре раза в год. Поэтому Реквием «Холокост», безусловно, относится и к общеевропейской, и к еврейской религиозной традиции.
Из газет:

Реквиему «Холокост» мы предрекаем большое сценическое будущее! Сочинение Бориса Пиговата сложное, но без вычурности, и в то же время простое, но без примитива, сердечное, искреннее — высокого класса!
Как и со своими новыми друзьями – саратовскими музыкантами, с маэстро Романом Кофманом Борис Пиговат познакомился вначале заочно, по телефону. Затем Борис приехал в Киев и присутствовал на всех репетициях Симфонического оркестра филармонии Украины. Композитор из Израиля высоко оценил мастерство своих коллег – украинских музыкантов. «Очень важно, что они приняли мою музыку и тепло отнеслись к ней. Это чувствуется по их трепетному исполнению «Реквиема», — сказал композитор.
* * *
Читая ответы Бориса на мои вопросы, я поразился одной мысли.
Сколько знаменитых в будущем музыкантов, да и вообще - профессионалов в других областях жизни - тоже не поступали с первого раза в выбранные ими учебные заведения - а потом становились знаменитостями на своем поприще!
Вспоминается, как Петр Соломонович Столярский, в чью школу в свое время не поступил Борис Пиговат, отыскивал юные таланты. Уверен: поступи Борис в его школу - был бы Столярский в судьбе Бориса одной из самых знаковых фигур! И творческая судьба Пиговата, возможно, была бы в чем-то другой, может быть, еще более успешной.
Столярский был необыкновенный педагог. Он брал детей на «музыкальное воспитание». Он неизменно приговаривал: «Хорошему материалу нужен хороший портной». Жаль, не случилось этому портному «кроить» такой блестящий, хоть и грубоватый поначалу, материал, каковым был маленький Боря Пиговат…
* * *

Много разной музыки написано композитором Борисом Пиговатом! Но он выделяет из всего многообразия своих сочинений лишь некоторые - как самые любимые. Почему? На этот вопрос убедительно даже он не всегда может ответить словами. Чтобы это понять - просто вслушайтесь в его музыку!
Категория: музыканты - не по алфавиту | Добавил(а): boris04 (29 Сентября 13)
Просмотров: 2109
Понравилась статья?
Ссылка
html (для сайта, блога, ...)
BB (для форума)
Комментарии
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Помощь тяжело больным детям. Подробнее.
Форма входа







Хостинг от uCoz ПОГРУЖЕНИЕ В КЛАССИКУ. Здесь живет бесплатная классическая музыка в mp3 и других форматах.