Хотелось бы поговорить о этой великой пианистке. Буквально вчера переслушал Четвёртый фортепианный Бетховена с ней, и во втрой части к горлу как будто ком подкатил, навернудись слёзы.... Как Вы относитесь к творчеству Юдиной?
Добавлено (23 Февраль 09, 17:53)
---------------------------------------------
Мария Юдина разделяла предпосылки Адорно и Колиша о том, что исполнитель должен изобразить реализованный в произведении творческий процесс композитора ("Слушание музыки не есть удовольствие. Оно является ответом на грандиозный труд композитора и чрезвычайно ответственный труд художника-исполнителя"). Примечания её к музыкальному исполнительству, переданные в беседе с Соломоном Волковым, а особенно в ценнейшей книге Марины Анатольевны Дроздовой, говорят о сходном понимании своей роли.
Однако, Юдина, подобно Гленну Гульду, настаивает на творческом авторитете исполнителя и не чурается вмешателства в нотный текст. Её исполнение справедливо воспринималось как акт сотворения заново, сама Юдина рассматривала свою деятельность как равноценную композиторской.
Один из самых поразительных примеров подобных вольностей - первая часть сонаты си-бемоль мажор Шуберта. Никто из тех, кто слушал запись концерта 1947г., не будет склонен свести огромные колебания темпа к нервности или нехватке сосредоточенности пианистки; но он будет задавать вопрос, удачно ли исполнение, которое нарушает самое главное требование классической сонатной формы - единую метрическую сетку.
Только анализ записи обнаруживает, каким способом Юдина "разрешает проблемы, присущие самой композиции".
Для подачи восьмитактной главной темы она применяет крайне медленный темп (четверть - ММ /ментроном Мельцеля/ 60); несмотря на ясную фразировку исполнение кажется запинающимся, небольшое ускорение сопровождения восьмыми в тт. 2 и 5 создаёт беспокойство. Небольшое ускорение, своего рода стук, обращает внимание на якобы несущественную деталь; на самом деле Юдина предвосхищает характерные повторные триольные и восьмые фигурации, в значительной мере господствующие в этой части. По окончанию расширенного 16-тактного построения тема на пониженной шестой ступени (в соль-бемоль мажор) следует в почти двойном темпе (четверть - около ММ 120). Она действует как уменьшение. В ретроспективе всё 16-тактное построение кажется медленной интродукцией - интерпретаторское решение, не считающееся с той условностью классического построения, что за 16-тактным начальным предложением периода и до подтверждения в форте темы в т. 36 ожидается ответное предложение той же длительности.
Однако вера в силу стародавней структуры с самого начала была расшатана ещё Шубертом. Между двумя восьмитактными песенными фразами темы открывается провал: басовая трель на соль-бемоль, задержание перед основным звуком доминанты, как гром врывается в мирный вечерний пейзаж темы в си-бемоль мажор. Об этой трели много писали, большинством исполнителей она даётся как угрожающее вторжение, как нерегулярное, смущающее событие, как дурное предчувствие, как мотив смерти. Трель действительно шокирует - не тем, что она обрывает пение, а тем, что потом, с опозданием на один такт, пение начинается заново. У Юдиной это место демистифицируется, трель у неё лишается задерживающего, экстерриториального, метафизического характера: маскируя аномальное продление начального предложения, Юдина наполовину сокращает длительность трели. Трель ею рассматривается как составная часть темы, с течением времени долженствующая обрести свою функцию. Действительно, т. 19 слушателем воспринимается как вариация-повторение; вся кинетическая энергия развёртывается в фигурах сопровождения под развёртывание темы в соль-бемоль мажор, субдоминантовой медианты, с т. 29 перебрасывается на фигурации и способствует ускорению. Вытекающая из мотива трели энергия перебрасывается на движущуюся восьмыми мелодию и разражается в тт. 30 и последующих, пока не достигнуто вступление темы в соль-бемоль мажор на пятой ступени. У Юдиной это возвращение предподносится как полнозвучный хорал в "среднем темпе" ("tempo giusto"), выкристаллизoвавшемся из гармoнического развития.
В слегка пониженном темпе вступает побочная партия в фа-диез минор (энгармонической заменой соль-бемоль минор!), только в конце приближающаяся к доминантовой сфере. Переход на заключительную партию экспозиции совершается стремительно проведённым самостоятельным эпизодом, после которого происходит своего рода распад структуры: материал фрагментарный, у Шуберта всегда равнозначный задержке, уходу от исходной точки, заблуждению, у Юдиной проводится метрически подчёркнуто, отрывочно. Эпизодом застоя в конце экспозиции Юдина пользуется для подготовки "темповой репризы". Она, конечно, использует отвёргнутый большинством пианистов (Альфред Брендель, например, называет его "подёргивающимся взрывом безо всякого логического или атмосферного смысла") переход к повторению. Там продолжается не только мотив эпизода, но и истолковывается раздробленный материал трели. В этой коде раздробления и расщепления, где среди развалин торчат одни только стучащие обломки аккордов, она возвращается к первоначальному темпу.
Прервём на этом анализ. Подведя итоги, можно сказать, что в основу поражающего исполнения лег ясный архитектурный замысел. Колебания темпа - от четверти 60 до 134, т.е. наблюдаются крайние accelerandi и ritardandi. Выше линеарного времени Юдиной ставится пространственное понимание тональных регионов, находящихся между собою в определённых пропорциях. Связкам между регионами стоило бы посвятить отдельное рассмотрение. В исполнении Юдиной временным оформлением части подчёркивается иррегулярность сонатной формы у Шуберта. Слуховой опыт классической сонаты, скажем, раннего или среднего Бетховена, опирался не столько на контраст между первой и второй темами, сколько на план тональный. Соотношение главной и побочной партий в принципе (нет правила без исключения) - тоники и доминанты, и разработка заканчивается основной тональностью, повторное вступление которой называется репризой. У Шуберта уже главная партия развёртывается в регионе субдоминанты, а побочная партия в фа-диез мажор так далеко отошла от главной тональности си-бемоль мажор, что она воспринимается как минорный вариант выделившегося соль-бемоль мажора. В соль-бемоль мажорно-фа-бемоль минорном пейзаже главная тема в си-бемоль мажор смотрится экстерриториальной - она выделяется. В разъединении у Шуберта темы и гармоники как факторов формообразующих - подоплёка распада процессной сонатной формы: реприза является уже не результатом, а возвращением, на место телеологического развития ставится гармоническое блуждение, шатание. В отличии от, скажем, Святослава Рихтера, назначающему блужданию единое темповое пространство, где свободно развиваются образы, Юдина подчёркивает хрупкость, непрочность пьесы.
Репертуар Юдиной включал немного произведений Шуберта. Запись шестидесятых годов двух циклов экспромтов (понимающихся ею как единое целое) подтверждает впечатление, что для Юдиной Шуберт был композитором трагичным. Она играет Шуберта так, будто пианино никогда не стояло в бюргерских гостиных. В её исполнении интимные пьесы превращаются в акты драмы, приобретают неслыханную силу. Слушаешь в крайнем напряжении и с возрастающим ужасом. Её склонность сильно выделять в фигурах сопровождения, состоящих из звуковых повторов, аспект бесцельного странствования, "тревоги сердца" получает яркое воплощение"Дальше, всё дальше" триольных и квадратных повторений звуков грозит превратиться в бессмысленность. Передержанием триольных остинато в экспромте до минор опус 90\1 Юдина создает атмосферу страха "Песни о Лесном короле". Выбором темпа и артикуляции экспромт фа минор опус 142\4 она превращает пьесу в призрачную, удручающе актуальную. В то время как Артур Шнабель, намекая на минимальную задержку и тем самым давая законченное Венское эспрессиво, агогически чуть-чуть ускоряет фигуру scherzando39, Юдина посредством точной соразмерности создаёт впечатление механического и бездушного. Больше чем где-нибудь ещё, Юдина вынуждает слушателя отказаться от привычного представления о любезно-меланхолическом Шуберте и внимать тревожности его музыки, которая только у Малера будет выступать на поверхность: как ощущение бессмысленности бытия (движения в холостую). Колебания темпа способствуют выражением "заикания" часового механизма, расстройства механизма. С явным намёком на заключительную пьесу "Зимнего путешествия", "Шарманщика", цикл экспромтов у Юдиной кончается бесподобным изображением музыки остановившейся. Изнеможенно, смертельно устало тащатся восьмые, чередованием терции и кварты подражая тягостной поступи выбившегося из сил человека.